Начальник хозяйственного отдела, Яков Котелевич, издалека наблюдал за друзьями. Александр, успокаивая, показал ему большой палец — «отличный результат проведенной операции».
Гена, стараясь не улыбаться слишком откровенно и счастливо, отправился на разборку к генерал-лейтенанту, которого в Зоне за глаза звали по имени — Аристархом.
Семидесятилетний Аристарх в полевом комбинезоне, надетом на солдатскую майку, сидел за рабочим столом. Настроение мрачное. Идеальный канцелярский порядок нарушало блюдо с нарезанными фруктами и три серебряные стопки около бутылки французского коньяка.
За рядом стоящим совещательным столом разбирал бумаги излишне идеальный, как компьютерный герой, Лёнчик.
Войдя в кабинет, Геннадий подошел к столу. На Лёнчика старался не смотреть, чтобы не портить себе настроение. Ведь именно он, полковник медицины, Геннадий Лебедев, стал тем самым профессором Преображенским, который сделал из дворового приличного пса Шарика потенциального «смершевца» Шарикова.
Лёнчик, помимо тяжелого характера, мании величия и равнодушной жестокости, обладал еще двумя качествами, усиливающими его темные стороны, — прекрасными внешними данными и уникальным здоровьем. Его кровь со временем стала лечебной, и генерал Аристарх нуждался в ней.
Генерал разлил коньяк, приглашающим жестом показал на стопки. Первым подскочил Лёнчик, опрокинул в себя коньяк, поблагодарил.
Гена, смакуя, сделал первый глоток ароматного напитка тридцатилетней выдержки.
Аристарх выпил коньяк как вкусный сок, выдохнул.
— Ну что, просрали Аньку?
— Никуда не денется, найдем, или сама прибежит, — со злостью выпалил Лёнчик.
— Мое мнение вы знаете, мы не имели права ее здесь задерживать. — Гена допил коньяк. — С ЧП меня ознакомили. Лично я сделать ничего не смогу, я медик, а не охранник. Пойду купленные утром медикаменты разбирать.
Аристарх стукнул пустой стопкой по столу.
— Слушай, доктор, а не ты ли, случаем, помог Анне сбежать из поселка?
Гена, уже у дверей кабинета, обернулся на генерала. Они оба питали друг к другу сильные искренние чувства профессионального уважения и человеческой ненависти. Но оба были настолько привязаны личностными, денежными, медицинскими и многими другими факторами к пространству земли, официально называемому «Зона Топь», что оставалось только мириться с присутствием друг друга.
Геннадий улыбнулся генералу.
— Ане? Смог бы — помог бы. Не сомневайтесь.
Как только за Геннадием закрылась дверь, Лёнчик разложил перед генералом листы.
— Я тут для своей командировки наметил план передвижения по населенным пунктам, которые вы мне перечислили. Подсчеты произвел, тактику поисков и доставки изложил.
Генерал без интереса посмотрел на схемы.
— Да подожди ты со своей Белоруссией, никуда она пока не денется, надеюсь. А вот если побег Анны из Топи организовал Гена, мы ее долго не увидим.
— Господин генерал. — Лёнчик начал злиться. Он всегда злился при упоминании имени Анны. Чем она лучше его? Но Анну все любили, а его — нет. — Сбежала так сбежала, и пес с ней. Вы же, Аристарх Кириллович, придумали гениальный план для добывания нового лекарства. Через две недели я привезу вам новый биоматериал, и забудем про Аньку, с ней больше проблем, чем пользы.
Даже умудренный и бездушный Аристарх воспринимал похвалы с удовольствием, тем более заслуженные.
— Хорошо, — генерал отщипнул виноградину. — Действуй, Лёнчик, и помни, о чем мы договорились. Детдома — это хорошо, но если почувствуешь нужные нам качества в ребенке даже при родителях, все равно вези сюда, не размазывай сопли. Только местным бабам не говори, бунт поднимут.
Лицо Лёнчика изменилось, стало самоуверенно-неприятным.
— Я вот одного не понимаю. Зачем родителям урод или умственно неполноценный человек? Мы всем делаем хорошо, а нас осуждают. Моя мать меня, когда я еще был идиотом, терпеть не могла. Стыдилась, унижала.
Аристарх отпил коньяк, и его взгляд задержался на артритных пальцах с распухшими суставами.
— По-разному бывает.
— В девяноста случаях, — Лёнчик вспомнил несчастливое детство, психдиспансеры, детей с таким же, как у него, диагнозом, — родителям такой ребенок не нужен, поэтому ими и переполнены детские дома.
Генерал рассматривал слоящийся ноготь на пальце, банальные рассуждения Лёнчика его мало интересовали.
— Не тебе судить. Я старею.
Положив бумаги в папку, Лёнчик сел напротив генерала, взял придвинутую рюмку.
— Все стареют, это естественный процесс.
— Не зли меня, я слишком быстро старею. Вылетаешь завтра.
— Аристарх, — Лёнчик сложил руки поверх папки, и генерал с завистью посмотрел на его идеальные руки и блестящие ногти. — Вы учтите, что ваш организм изношен возрастом и природными особенностями нашей Зоны. Тело может не выдержать. Сейчас вы получали материал от Ани и меня, и разница составляла сорок лет. С детьми разница подойдет к шестидесяти, и неизвестно, будет ли совместимость.
Генерал побледнел, руки его дрожали.
— Ты… ты, неуч подзаборная, ты кого учишь? Меня? У меня звание академика, я хозяин спецзоны, а ты…
— А я, — Лёнчик встал, аккуратно придвинул стул на место. — Я ваше средство выживания. И если бы не моя и не Анькина кровь, вы бы загнулись еще три года назад.
Лёнчик вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
Взгляд Аристарха опять задержался на ногте указательного пальца. Он дотронулся до него, и ноготь отпал, оголив язву.
— Я жить хочу, Лёнчик. А на всех остальных мне… — Аристарх плюнул на язву.
Он резко встал. Достал из кармана военной куртки плоскую металлическую фляжку, из ящика стола воронку, входящую в комплект фляжки, и перелил из бутылки немного коньяка.
Пройдя по длинным коридорам, генерал дошел до отсека с надписью на дверях «Медицинский блок». Дежурный охранник открыл перед ним дверь. Аристарх пересек приемный покой, заглянул в кабинет главврача.
Кабинету Геннадия и лаборатории в Зоне, отделяемым от коридора пуленепробиваемым стеклом, мог позавидовать любой исследовательский центр. И в России, и в других странах таких пока больше не было.
Установка на исследование крови по тридцати параметрам. Сканеры всего тела и мозга. Компьютеры последнего поколения, операционные столы в окружении фантастического оборудования — от скальпеля до лазера и с мониторами видеокамер. Видеокамеры были и общего наблюдения, и специальные, дающие не только изображение, но и показывающие температуру органа размером до двух миллиметров; особые капельницы, автоклавы различного назначения и еще много-много медицинского оборудования и инструментария.
