Андрей Неклюдов - Золото для любимой

…Если бы я мог вернуться туда, в самое начало нашей истории – я бы в дальнейшем повел себя иначе, и, возможно, мы избежали бы того, что случилось после…

Переваливаясь с боку на бок, груженая вахтовка (гибрид автобуса с грузовиком) движется по разъезженной когда-то, а ныне высохшей, как хлебная корка, дороге. Часа через три подъезжаем к месту, обозначенному на карте несколькими крохотными черными прямоугольничками с надписью: «Хутор Кочкарский».

«Вот оно, место моей добровольной ссылки», – мысленно произношу я. Здесь я буду одиноким и независимым. Не хочу больше зависеть – ни от других людей, ни от событий, ни от своих эмоций. Я буду лишь беспристрастным наблюдателем.

Весь хутор – три дома, два из которых, просевших и обросших до окон коноплей и крапивой, явно не жилые. Третий оброс травой не так густо и не со всех сторон. В его высокие массивные деревянные ворота, вернее, во врезанную в них дверь, Колотушин стучит массивным железным кольцом, заменяющим звонок. Ответом ему – гробовая тишина. Ворота – как в крепости: установлены на могучих четырехгранных столбах и увенчаны бурой жестяной крышей во всю их длину. Они выглядят добротнее самого дома.

Вокруг, насколько хватает глаз, – ни единой души. Однообразные белые облака шеренгами замерли над всхолмленной просторной степью с разбросанными по ней лесными массивчиками (колкбми).

Наверное, здорово родиться и жить в таком месте, невольно подумалось мне. Тогда, очевидно, и характер, и судьба будут такими же ровными и безмятежными.

И мне вдруг отчаянно захотелось жить в таком вот безмятежном мире, но где обязательно была бы Аня и не было всего того, что с нами стряслось, и не существовало бы в помине никакого Армена. Где все было бы просто и понятно. Где Аня была бы безраздельно моей, и я любил бы ее открыто, преданно, чутко, без психологического садизма. Но… тогда это был бы уже не я.

В общем, на этом хуторе мы и поселились.

К сожалению, действительность часто оказывается не такой простой и безмятежной, как хотелось бы. Так и нашему поселению предшествовал глупейший скандал.

Почва для скандала зрела еще с утра на базе местной геологической партии, где мы ночевали. Сразу после завтрака Виктор Джониевич призвал к себе начальника.

– Владимир Кириллыч, есть одно важное дело, которое ты не учел, – внушительно проговорил он.

– Командировки? Уже отметил! – самодовольно отрапортовал тот.

– Нет.

– А, вы насчет транспорта? Договорился. Через полтора часа дадут вахтовку.

– Молоток. Но я не об этом. – («Молоток» у Виктора Джониевича заменяет слово «молодец», это у него высшая похвала.)

– О чем же? – озадаченно потер лоб Колотушин.

– Вот о чем: надо обязательно устроить фуршет со здешним начальством.

– Но нам же сегодня лагерь… – открыл было рот Кириллыч.

– Так заведено, – отрезал Виктор Джониевич. – От этого во многом зависит наш статус.

«Статус, – мысленно передразнил я. – Вот дубина».

Нет, не получается быть беспристрастным наблюдателем. Чего уж тут скрывать: Виктора Джониевича я недолюбливаю. С некоторых пор. Он-то все тот же, что и прежде, вот только я переменился… И переменилось мое отношение к людям.

– Володя, – тихо проговорил я, приблизившись к Колотушинскому уху, – прояви твердость, ты же начальник.

Но Кириллыч, по обыкновению, не спешил проявлять твердость, тем более когда ее проявлял Виктор Джониевич. Так что фуршет состоялся. В результате Виктора Джониевича и Мишку нам пришлось под руки загружать в прибывшую машину.

…И вот теперь мы стояли перед массивными двухстворчатыми воротами, ведущими во двор, и никто не отзывался на наш стук.

– Похоже, никого нет, – констатировал начальник, с хрустом пробравшись через упавший штакетник и одичалые кусты черной смородины к темному оконцу.

– Сгружаемся! – прорычал в это время из салона машины очнувшийся шеф. – Будем базироваться в доме!

– Скорее, под домом, – уточнил я ехидно. – Хозяев, возможно, и неделю не будет. И где гарантия, что они вообще нас примут?

– Кириллыч!!! Сгружаемся! – последовал еще более требовательный рык.

– Володя, нет смысла, – внушал я начальнику свое. – И так с выездом задержались. Время позднее, пора ставить палатки.

Как ни странно, на сей раз мои доводы подействовали на Кириллыча (наверное, больше подействовала моя трезвость на фоне нетрезвости Виктора Джониевича). Мы проехали до ближайшей рощи, где вдвоем с Володей осмотрели небольшую травянистую поляну между холмами, поросшими сосновым и березовым молодняком.

– Нормальное место, – заключил я. – Площадка ровная и дров навалом.

– Джониевич, ну как? – повернулся Колотушин к старшему по званию.

– Да вы что, мужики?! – распахнув дверцу салона, тяжело приземлился тот на ноги и уставился на нас вытаращенными глазами: – Вы в своем ли уме? Да нас тут при первом же ливне затопит!

– А надувные матрасы на что? – сострил я.

– Джониевич, нормальное место, лучше не найдем, – мягко убеждал шефа начальник. – Дров вон сколько!

– А вода?! – взревел тот (так что даже водитель, с любопытством наблюдавший из кабины за перепалкой, мгновенно спрятал голову). – Где вода, я вас спрашиваю?! Кто за водой будет бегать? Ты?! – ткнул он пальцем в меня. – Бери ведра и дуй за водой! – и он демонстративно скрестил на груди руки.

– Володя, – рассудительно обратился я к начальнику. – Ты видишь, что получилось? Я же говорил тебе: не надо покупать водку. Вот перед тобой результат, – указал я на тяжело дышащего, налитого кровью Джониевича. – Хорошо еще, не все дали им выпить. Но если дальше так пойдет – будем нянчиться с ним, как с дитём. Хуже! Дите хоть можно как-то угомонить.

– Вас самих надо угомонить, кретины! – гремел Сыроватко (собственный авторитет, видно, заботил его сейчас меньше всего). – А ты, Федька!.. Шесть лет назад ты сопли рукавом утирал, студентишка хренов, а теперь!..

– Ну-ну. Вот так и раскрывается сущность человека, – усмехнулся я, наслаждаясь своим психологическим превосходством. – Ладно, пора разгружаться, – обойдя гневно сопящего Виктора Джониевича, я влез в салон машины и принялся выкидывать оттуда тюки.

– Да вы что! – взвился Сыроватко. – Да вы, я вижу, и без водки охренели!

Колотушин, поколебавшись, чью сторону принять, присоединился все же ко мне (но, похоже, уже начиная раскаиваться в этом, уже гораздо менее решительно).

– Да вы совсем идиоты?! Загружай обратно! – неслось снаружи, пока я освобождал вахтовку от нашего груза (а Кириллыч складывал все на поляне).

– По-моему, клоунов у нас в штате нет, – негромко, но так, чтобы Джониевич слышал, проговорил я.