руки в руках.
Только вдвоём под дождём из огня.
Так давай же сгорим в этом пламени снова,
Позабыв все слова дикой, черной толпы.
Ты меня научил, что такое свобода,
Подарив свежий ветер без этой войны.
Сколько кругов нам предстояло преодолеть, я не догадывалась, но ощущение его сильного плеча, крепких объятий, в которых я чувствовала себя как никогда защищённой, придавали мне уверенности и смелости, заставляя идти вперёд сквозь боль и ночные кошмары, которые по-прежнему контролировались Германом, и он старался не впускать их в моё сознание.
10.12.
Он осторожно поцеловал меня в плечо.
– Просыпайся, – сладко произнес он, опираясь на свой локоть.
Сон рассыпался в прах, догорая прозрачными каплями воспоминаний на подушке.
– Сколько время? – всё ещё прибывая в несознательном состоянии, уточнила я.
– Одиннадцатый час.
– Ммм, – потянувшись, промычала я и отвернулась к стенке.
12.00.
Позавтракав, мы отправились в деревню к моим родителям.
Папа был, конечно, немного шокирован, однако принял Германа удивительно радушно. Маме, кажется, он понравился. Через некоторое время она скажет мне: «Действительно… Мужчина. Настоящий мужчина!».
22.15.
День был насыщенным. Папа решил пожарить шашлыки, а заодно научить этому искусству Германа.
Теперь же мы, порядком устав, разместились в своих отдельных комнатах. Мама постелила моему спутнику в гостевой.
01.07.
Я лежала, положив ладони на живот и прислушиваясь к своему пульсу между ребер, стараясь не издавать ни звука.
– Ты спишь? – прошептал осторожно Герман, зайдя в мою спальню.
– Нет, – так же тихо ответила я.
– Я не могу без тебя уснуть, – пожаловался он, – слишком привык к твоему дыханию.
Я откинула одеяло. Свет фонаря с улицы убедил его в верном понимании моего предложения. Он лёг рядом, осторожно поцеловал меня в висок и обнял меня так бережно, словно боялся, что я растаю.
– Если бы у меня была хоть малейшая возможность, я бы всю вечность целовал тебя, а потом тихо бы гасил свет и обещал, что просто буду лежать рядом… – прошептал он, а я лишь улыбнулась в темноте в ответ на его слова.
Bleib bei mir
Der Boden bewegt sich, die Decke stürzt ein
Bleib bei mir
Das Ende ist nah, doch wir schlafen nicht ein
Unter diesem Mond wolln wir nicht schlafen
Die Macht, die in ihm wohnt lässt uns nicht ruhen
Denn in all unsren Träumen verfolgt uns die Angst
Darum machen wir die Augen nicht zu
Unter diesem Mond 14
9.13.
Мама заглянула к нам в комнату, обошла кровать и дотронулась до моей руки.
– Дочь, что это такое? – спросила она у меня, указывая на наличие Германа.
– В смысле? – не поняла я спросонья её вопроса.
– Что он здесь делает?
– Спит, – довольно логично ответила я.
– С тобой?
– Как видишь.
– Ясно.
Она спустилась на первый этаж. Я убрала руку Германа со своей талии и пошла за ней, шлепая босыми ногами по деревянному полу.
– А что такого? – удивилась я.
– У вас с ним что-то было? – строго уточнила она.
– Не было ничего.
Она внимательно посмотрела на меня.
– Да не было, не было! – повторила я.
– Смотри у меня!
– А что «смотри»? Мне не пять лет, ты сама говорила!
– Ладно, – сухо бросила она напоследок.
Тема была закрыта. Честно говоря, я думала, что этот разговор состоится нескоро, да и звучать он будет по-другому.
15.00.
Мы с Германом отправились домой, но по пути он попросил меня заехать в автошколу. Там мы узнали, что учиться на мотоцикл всего полтора месяца, да и стоимость оказалась не такой уж внушительной.
Герман загорелся этой идеей. Мы вышли на улицу, чтобы обсудить это, и, когда нам удалось обговорить все детали, он подал документы и внёс предоплату. Через несколько дней у него начнется учёба.
15.47.
Мы приехали в квартиру.
– У тебя завтра трудный день? – спросил он у меня.
– Да, четыре пары.
– Сложные?
Я нашла свою учебную сумку, достала блокнот, пролистала несколько страниц, на которых было написано расписание: «Иммунология, гигиена, фармакология, ФЗК».
– Достаточно, – ответила я.
– Будешь готовиться?
– Нет. Они впервые в этом семестре.
– Понятно.
Он молча прошел на кухню и вскипятил воду. Заварив чай, он позвал меня из ванной комнаты, в которой я стирала свой медицинский халат, что замочила в тазу накануне, поскольку испачкала его в пятницу синими чернилами, в шутку сражаясь с Женей на шариковых ручках.
16.32.
– Как отнеслась ко мне твоя мама? – спросил он у меня, поставив на стол две кружки.
– А как она должна была к тебе отнестись? – мне хотелось услышать его версию, прекрасно понимая, что он, как никто другой, отлично разбирается в человеческой психологии, почти во всех случаях лучше, чем большинство профессионально подготовленных специалистов.
– Ну, понравился я ей или нет?
– Главное, чтобы ты нравился мне, а она отнеслась к тебе нейтрально.
– Даже не знаю – хорошо это или плохо…
– Скорее да, чем нет… – задумчиво ответила я.
Он осторожно взял меня за руку, стараясь заглянуть в самое дно моей души, вглядываясь сквозь зрачки в бездну моего сознания.
– Какая безумная фраза… – заметил он.
– Почему? – слушая, как ускоряется и усиливается мой пульс, поинтересовалась я.
– В ней нет определенного смысла, но, в то же время, он так глубок, что в нём можно утонуть.
– Герман, – с какой-то безграничной надеждой и лаской в голосе произнесла я.
Сегодня я смотрела на него так, будто подчинялась его власти надо мной… Он владеет целым миром, целой вселенной, сокрытыми в его душе, в его сознании. Да, наверное, я немного ему завидовала. В любую секунду он мог вернуться в другую реальность… или… нереальность. Вот только… Теперь ему будет там одиноко, ведь в карточной игре он изгнал всех. Осталась только я, да и та среди серой действительности.
22.15.
Мы терпеливо убивали вечер просмотром фильмов.
– Завтра нужно будет отчитаться перед комиссией за практику, – вспомнила я.
– У тебя всё получится, – заявил Герман, – я в тебя верю.
– Просто… Понимаешь? Я не представляю, что им рассказывать, – призналась я.
– Ничего. Просто отдай справку и скажи, что судьба твоего пациента до сих пор не решена.
– Ну, да, ты прав. Только… другие будут говорить о том, что они делали в хирургии, терапии, как лечили… А как лечила я? Не буду же я им… Рассказывать…
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
– Давай так, ты скажешь то, что придет тебе в голову.
– С ума сошел?
– Конечно,