– Ребята, – терпеливо проговорил Сергей, – все логично. Валентина приходит и уходит каждый день. Ее все знают. Все к ней привыкли. Кроме того, она одевается одинаково. Всегда. Это верно, Валентина?
– В общем… наверное… наверное, да.
– Не наверное, – поправил Сергей, – это точно. Вы пришли к нам впервые в этом самом клетчатом пальто и берете. Это было лет десять назад. Правильно?
– Племянники, – забормотала Валентина, как будто Сергей собирался немедленно передать ее в руки правосудия за то, что десять последних лет она носит одно и то же пальто, – племянницы… неустроенность… трудный быт… я чем могу… я должна… Это мой долг – помогать, и я помогаю, я-то ведь, слава богу, зарабатываю хорошо, и мне всего хватает, а они…
– Они сами зарабатывать не могут, – подытожил Сергей, – все ясно. Вашему пальто уже десять лет.
– Тринадцать, – поправила Валентина, – если хорошо ухаживать за вещами, они отслужат…
– Кроме того, оно зимой и летом…
– Одним цветом! – вступил Тим.
– Вот именно. Убийца видел вас. Я так понимаю, что не один раз. Ваше пальто, берет и… макияж. Дальше все очевидно. Он надевает клетчатое пальто, берет, красит губы лиловой помадой и становится вами. Конечно, никто не смотрел ему в лицо! Зачем? И так понятно, что это Валентина Степановна из двенадцатой квартиры, которая все время в таком пальто и в таком берете! Он делает свое дело и спокойно уходит, и все его видят, и никому в голову не приходит, что это и есть убийца и он только что застрелил человека. Идея совершенно безошибочная. Отличная идея.
Тут Валентина упала в обморок, повалилась прямо на Киру.
Пока Кира приводила ее в чувство, брызгала в лицо водой, совала к губам стакан, подпихивала подушку, Сергей молчал и думал.
– И вы… догадались? – просвистела Валентина, едва Кира заставила ее сесть прямо, и взор ее перестал мутиться. – Вы не поверили, что это – я?!
Сергей хотел сказать – нет, не поверил, но это было бы неправдой. Он верил, не очень долго.
– Пап, как ты понял, что это не она? – Тим сгорал от любопытства и был совершенно спокоен, и очень гордился Сергеем.
– Василиса сказала, что Валентина прошла мимо них и почти побежала в метро. Валентина не могла бежать, у нее радикулит. Прострел, – повторил он, смешно наморщив нос, – да еще аллергия.
– При чем тут аллергия?!
– Не скажу, – ответил Сергей весело.
В Малаховку Кира увязалась за ним. Впрочем, он был почти уверен, что так и будет, и отчасти даже планировал это, когда приехал и сообщил, что едет на дачу.
Она не сказала ему ни слова, но, когда он стал собираться, оказалось, что у входной двери уже стоит ее рюкзачок, а в нем узкий серебряный английский термос и два яблока, и сама Кира показалась в коридоре – в плотных джинсах и тугом свитерке, челка решительно заправлена за ухо.
– Я с тобой, – объявила она безапелляционно. – Валентина останется с Тимом. Она согласилась у нас переночевать.
– Возьми телефон, – посоветовал Сергей, – у моего батарейки сдохли, а зарядник в машине.
Кира посмотрела на него с подозрением. Он должен был начать спорить, ругаться и не брать ее с собой, она даже к бою подготовилась, но он обувался и на нее не смотрел.
Что бы это значило?
– Мам, пока! Пап, пока! – крикнул Тим из ванной. – Пап, а ты к нам приедешь?!
– Посмотрим, – пробормотал отец себе под нос, и ни Кира, ни его сын не стали уточнять, на что именно он посмотрит.
– Зачем мы едем? – спросила она в машине. – Ты что-то там в прошлый раз забыл?
Устраиваясь в дорогу, она включила радио – «позови меня на закате дня, позови меня, грусть-печаль моя…», – выложила сигареты, расстегнула куртку и повозилась на сиденье, прилаживаясь к ремню.
– Мы едем в засаду. – Сергей перестроился в правый ряд и заставил себя не слишком давить на газ. Утром, проехавшись с ним, Кира выглядела несколько подавленной и глубоко несчастной.
– Куда мы едем? – не поверила она.
– В засаду. То, что искали на даче, искали и у тебя в кабинете. Это очевидно. Раз перевернули кабинет, значит, на даче не нашли. Сдается мне, что в кабинете тоже не нашли.
– Почему?
– Батурин уехал в полдесятого. В двенадцать в здании обход, я спросил. До обхода вор должен был уйти, или пришлось бы остаться на ночь, а это рискованно. Утром его могла застать уборщица или лифтерша. Значит, у него было два часа. Сколько метров у тебя в кабинете?
Кира посмотрела на него.
– Ты думаешь, он не успел?
– Да. Думаю, что не успел. И еще я думаю, что он так все разнес от отчаяния – именно потому, что не нашел того, что искал. Если нам повезет, сегодня он сделает еще одну попытку. В твой кабинет он больше попасть не может. На даче его спугнул я. Он должен попробовать еще раз, он ведь не до конца все посмотрел! И именно ночью, потому что днем там Аристарх Матвеевич с пластмассовой берданкой. В дозоре. Мы с ним так договорились.
Кира закурила. Лицо в свете приборной доски казалось угловатым и заостренным.
– Кто он, Сереж?
– Посмотрим.
– Почему ты не хочешь мне сказать?
– Я не уверен. Я скажу, и неправильно – зачем?
– Затем, что я волнуюсь, черт тебя побери! – крикнула Кира. – Ты просто бесчувственное бревно!
– Я всегда бревно, – согласился он, – тебе не повезло. Такой расклад.
– А он… не вооружен?
– Нет, – сказал Сергей. На самом деле он ни в чем не был уверен. – Скорее всего нет. По-моему, это мирный обыватель, а не убийца.
– Что он ищет?
– Посмотрим, Кира.
– А… записка в портфеле у Костика дело рук этого… обывателя?
– Нет, – сказал Сергей, – записку подложил убийца. В этом я как раз уверен.
– А кто убийца?
Ее муж засмеялся:
– Я не знаю! Правда.
– Ты узнаешь? – требовательно спросила Кира, не принимая его веселья.
– Я постараюсь, – пообещал он. – Машину придется оставить возле дальних соседей.
«Дальними» назывались соседи, которые жили через переулок от них.
– В тот раз он мог видеть мою машину, хотя я сомневаюсь. Слишком быстро бежал. Но все равно от греха подальше. Вдруг мы его спугнем?
– Ты будешь Глеб Жеглов, а я Шарапов, – неожиданно сказала Кира, – мы с тобой идем накрывать банду Горбатого.
– Банды нет, – заявил Сергей, – есть один только Костя Кирпич.
– Так мы идем на Костю Кирпича? – пренебрежительно протянула Кира. Ей было страшно. – Всего-то?
Он не ответил. Очевидно, думал, а когда Сергей Литвинов думал, он никого и ничего не слышал.
В Малаховку джип въехал, когда стало совсем темно, и плотный мрак, который бывает только ранней весной и поздней осенью, лег поперек дороги, и желтые столбы мощных фар вырезали из него продолговатые куски и швыряли навстречу машине.
