— Вот и все, — взволнованно произнес Валентин и вытер пот со лба. — Прямо везение какое-то, труп просто прелесть. Ни порезов, ни огнестрельных ран, диагноз — черепно-мозговая травма и кровоизлияние, как раз то, что нам надо. Умерла сегодня. По всей вероятности, ее выкинули из машины. Проститутка, я сразу понял. Они в основном все иногородние, их вообще никто никогда не ищет. Многие исчезают бесследно. Вот как эта…
— Вот горе для матери, дочь исчезла без следа. Жалко.
— Да брось ты! Ей в тридцать лет надо дома сидеть и детей растить, а она на обочине ляжки демонстрирует. Ты взяла что-нибудь из своих вещей?
— Да, кофту и юбку.
— А нижнее белье?
— Зачем оно ей?
— Затем, что не может же она быть в юбке и без трусов! Снимешь свои.
— Тогда ей и обувь нужна.
— Конечно, а ты как думала? Придется тебе разуваться. Не может же она в машине босиком сидеть. Это наведет на определенные подозрения. Короче, придется тебе поделиться тем, чего ей не будет хватать.
— Поделюсь, конечно, мне не жалко, — фыркнула я. — Черт, не подумала…
— Сейчас в лес заедем и будем ее одевать.
— Она что, совершенно голая?
— Конечно.
— Но ты же говорил, одета прилично.
— В морге всех раздевают. Неопознанные трупы хоронят голыми. А про одежду я сказал, имея в виду, что она не бичиха. Можно было, конечно, ее одежду прихватить, чтобы вам с ней поменяться, — засмеялся Валентин.
— Прекрати, это не смешно, — разозлилась я.
— Извини.
— Сколько ты за нее отдал?
— Четыре пятьсот.
— Четыре тысячи пятьсот долларов?! С ума сойти! В морге и такие цены!
— Да хватит тебе! Именно в морге и именно такие цены! Ты ведь труп на рынке не купишь? Вспомни, как там обирают, когда, не дай, бог, хоронить приходится! Обмыть там, переодеть, а если были часы, кольца, сережки, то считай, что их больше не увидишь. А тут товар ходовой. Я же заказывал…
— Господи, как страшно жить!
— Валя, никуда от этого не денешься. Сейчас все продается и все покупается. Торгуют всем, даже трупами. На любой товар есть спрос. Нам надо, поэтому мы и платим, а ведь мы не одни такие, кто хочет инсценировать свою или чужую смерть.
Заехав поглубже в лес, Валентин развязал баул, надел перчатки и вытащил мертвую девушку. Ее лицо было темно-синего цвета, глаза залиты запекшейся кровью.
— Что у нее такое?
— То, что нам надо, травма головы. — Он посмотрел на нее, потом на меня, явно пытаясь отыскать сходство.
— Прекрати! — закричала я, и через секунду меня вырвало.
— Отойди подальше и не смотри, а то еще в обморок свалишься. Только сними трусы и лифчик. Чуть не забыл, обувь тоже.
— Я не ношу лифчиков, разве ты не знаешь?
— Прости, я как-то об этом не подумал.
Я разделась, протянула Валентину свои вещи. Когда дело было сделано, мы подъехали к крутому обрыву и посадили труп за руль. Валентин сунул в бардачок мою косметичку и блокнот с записями. В карман кофты положил паспорт и права. Когда машина сорвалась с откоса, я села на землю и схватилась за голову.
— Встань, посмотри на свою смерть. — Валентин подошел и нежно обнял меня за плечи.
— Не хочу.
— Ладно, нам надо срочно сваливать отсюда. В любое время может проехать какая-нибудь машина. Надо пройти через этот лесной массив и поймать попутку. Черт побери, — Валентин взглянул на мои босые ноги, — да ты же без обуви!
— Да уж, — вздохнула я, — ты посчитал, что трупу моя обувь больше понадобится, чем мне.
— Надевай мои ботинки.
— Ты что, издеваешься?! Я в них утону. Мой тридцать шестой размер против твоего сорок шестого. В такую обувь можно только гориллу обуть.
Валентин опустил глаза, а я вдруг опомнилась, засмеялась и, извинившись, несколько раз чмокнула его в лоб. Мы обнялись.
Я шла босиком и не ощущала щебенки, сучков, стекол, а чувствовала лишь плечо любимого человека и родное дыхание. Валентин посмотрел на мои босые ноги, тяжело вздохнул, подхватил меня, словно пушинку, и понес на руках, довольный и радостный, словно нес бесценный груз.
— Тебе тяжело? — спросила я.
— Своя ноша не тянет, — засмеялся он. — Не переживай, Валя, мы с тобой два отъявленных авантюриста и грешника, мы ничего не сделали в этой жизни ужасного, мы просто хотим жить и боремся за собственное существование. Жить друг без друга нам незачем, просто не имеет смысла.
Я закрыла глаза и счастливо улыбнулась.
Через несколько дней Валентин принес два паспорта, в которых были вклеены наши фотографии. В соответствии с этими паспортами мы являлись супружеской парой, прожившей в браке ровно три года.
— Я сразу поставил штампы о регистрации брака, чтобы потом не суетиться. Ты же, кажется, была не против?
— В принципе не против.
— Ну я так и подумал, — улыбнулся Валентин. — Тебе теперь придется привыкать к новому имени, ты Катя.
— А почему именно Катя?
— Не знаю, а что, тебе не нравится? Катерина — очень красивое имя.
— Самое красивое имя на свете — это Злата, — вздохнула я и уставилась в окно.
— Как бы тебе этого ни хотелось, теперь ты Катя, а я Жора, и нам надо привыкать к новым именам и фамилиям. Но в душе мы с тобой будем, как и прежде, Валентин и Валентина, как в том фильме.
— Что ж, будем привыкать.
— Больше нас здесь ничто не держит. Завтра уезжаем в новый город и в новую жизнь. Тебе грустно?
— Немного, я очень люблю Москву.
— Валя, ты побудь дома, а я быстренько смотаюсь уладить последние дела. Вернусь ближе к вечеру.
— А какие у нас еще могут быть дела?! Это опасно. Не надо никуда ехать.
— Я недолго, обещаю тебе. Включай телевизор и жди меня.
— Только по-быстрому. Я больше вообще никогда не хочу оставаться одна. Зачем мне быть одной, если у меня есть ты?
— Это последний раз.
Валентин взял меня на руки, отнес в кресло и включил телевизор.
— Тебя закрывать на ключ или ты будешь послушной девочкой?
— Я буду пай-девочкой.
— Смотри у меня.
Валентин чмокнул меня в шею и вышел из дому. Я переключила канал телевизора и попала на «Дорожный патруль».
Неожиданно я вздрогнула. В «Дорожном патруле» показали упавшую с обрыва машину и спасателей, извлекающих тело погибшей девушки. Услышав свои фамилию, имя и отчество, я чуть не свалилась с кресла. Пожилой гаишник предположил, что авария произошла, по всей вероятности, из-за большой скорости, мол, я не вписалась в поворот, находясь в алкогольном опьянении.
Что ж, молодцы ребята, быстро меня нашли! Тело накрыли покрывалом, и сюжет закончился. Я разволновалась и схватилась за сигареты. Вот и все, меня признали официально умершей. Не каждый день можно увидеть по телевизору, как из разбитой машины извлекают собственное тело. Интересно, а пахан это видел? А Грач? А как же в редакции? Боже мой, неужели официально я и в самом деле умерла? Я закрыла глаза и постаралась хоть немного подремать. Проснулась я оттого, что мне показалось, будто замолчал телевизор.
