– Как я понимаю, Ирина Сергеевна здесь бывает каждый день? – сказал он деловито. – Я подгребу завтра, захвачу ее в неофициальной обстановке, так сказать, и спрошу… Поговорим по душам. Есть у меня к ней пара вопросиков, не дающих душевного покоя!
Но на другой день Ирина в больнице не появилась.
Малыш прождал до вечера, не находя себе места. Он не пришел. И не позвонил. И тогда Малыш, сгорая от беспокойства, бросился в гостиницу. Там ему сказали, что их гость расплатился еще вчера, а сегодня в шесть утра укатил в аэропорт.
– Этого не может быть! – настаивал Малыш. – Это ошибка! Проверьте еще раз! Он не мог уехать! Пожалуйста! – умолял он, уже понимая, что произошло самое ужасное и непоправимое, чего он не учел, сметая со своего пути все препятствия. – Этого просто не может быть! – Он был как в горячечном бреду. – Пожалуйста! Еще раз! Может, есть записка!
Конечно, есть! Он ухватился за эту мысль как за спасение. Тот не мог уехать, не встретившись, не написав! Не объяснив!
– Должна быть записка! – повторял он, хватая за руки дежурную за стойкой. – Проверьте! Посмотрите еще раз! Пожалуйста! Пожалуйста!
…Малыш не помнил, как добрался домой. Он был оглушен и раздавлен. Он ничего не понимал. Лежал, зарывшись лицом в желтую шелковую подушку, и плакал. Плач его, горестный и тонкий, напоминал скулеж щенка.
Глубокой ночью он очнулся, встал с дивана. Походил бесцельно по комнате, уселся за письменный стол. Достал чистый лист бумаги. Стал медленно писать, рука не повиновалась ему. Он закончил и поставил подпись. Запечатал листок в конверт, надписал адрес. Наклеил марку. Набросил куртку и вышел в ночь…
Вернулся он через полчаса. Прошел, шатаясь, в ванную комнату. Долго разглядывал себя в зеркале, опираясь ладонями на раковину. Умылся ледяной водой. Передернул плечами, когда вода затекла за ворот рубахи. Сбросил одежду. Остался обнаженным. Зеркало отразило тонкое белое юношеское тело, острые ключицы и локти. Темные пятна сосков.
Он достал из шкафчика серебристую коробочку французской косметики, раскрыл и принялся грубо, резко, намеренно причиняя боль, размалевывать себе лицо…
* * *
– О, какие люди! Спасибо, что заглянули, – радушно сказал капитан Мельник Сэму Вайнтраубу и Васе Монастыревскому, появившимся на пороге его кабинета. – Присаживайтесь.
Друзья уселись на твердые канцелярские стулья, выжидающе уставились на хозяина. Вчера Мельник позвонил Сэму и попросил зайти – его и Василия Монастыревского. Не вызвал официально на допрос, как в прошлый раз, а попросил зайти, вдвоем с Васей. А Вася при чем, недоумевал Сэм, уверенный, что речь пойдет об убийствах. Но он ошибся.
– Тут у нас прошла информация, – начал капитан Мельник, глядя на них особым ментовским взглядом. – У вас из дома были украдены картины, так?
Сэм и Вася переглянулись.
– Информация? – повторил Вайнтрауб, растерявшись впервые в жизни. – Украдены… э-э-э… какие картины?
– Не понял, – удивился капитан. – Так украдены или нет?
– Какие картины? – повторил тупо Сэм.
– Художника Всеволода Рудницкого, – объяснил Мельник. Он переводил взгляд с Сэма на Васю.
– Откуда у вас такие сведения? – осторожно спросил Сэм.
– А что, не было кражи?
– Как вам сказать… – замялся Вайнтрауб. – Понимаете, у нас в доме творчества, в Посадовке… Мы Васин дом называем домом творчества, шутим вроде. У него там маленький такой домик около оврага. И у нас бывает много народу, и мы иногда… Одним словом, там проходной двор. Ну, иногда позволяем себе расслабиться. Художники – люди эмоциональные, сами знаете. И картин много, Васины, и этого… Рудницкого и всякие другие. Полно и на веранде – там у нас летняя студия, и в комнате. Если честно… – Сэм приложил руки к груди. – Если честно, я лично не заметил, чтобы что-нибудь пропало. А ты, Вася? – Тот качнул головой. – А что такое?
– Гражданин Калягин Дмитрий Арнольдович вам знаком?
– Калягин? – удивился Сэм. – Димыч? Конечно, знаком. Мы же учились вместе!
– Он бывал у вас в доме?
– Бывал и бывает. А при чем…
– А Басов Борис Андреевич тоже бывал? Гражданин Германии.
– Борьки не было! Борька у нас аристократ, – Сэм ухмыльнулся. – У него жена настоящая баронесса. Мы его и не звали никогда. А при чем тут Басов?
– Калягин утверждает, что передал две картины художника Всеволода Рудницкого начала двадцатого века… тут у меня записаны названия, – капитан Мельник покопался в бумажках, вытащил нужную. – Картины «Автопортрет» и «Розовая церковь» – гражданину Басову по его просьбе.
– Димыч унес наши картины и передал Борьке? – поразился Сэм. – Эта сволочь Басов попросил, и Димыч… украл? Продал? А откуда Борька узнал про картины?
– Нет. – Капитан Мельник вздохнул. – Передал безвозмездно, так сказать. Откуда узнал? Калягин сам ему рассказал, что видел у вас две картины этого забытого художника. А разрешите полюбопытствовать, откуда они у вас?
– Купили на базаре у старушки, – отмахнулся Сэм. – Картины никакой художественной ценности не представляют, так, курьез. Новые стили, направления: модерн, авангард, символизм тогда шли косяком – знаете, война, канун революции, все как с ума посходили, и в литературе, и в живописи. Никто и не слышал никогда про художника Всеволода Рудницкого – скорее всего, это обычный любитель, интересен как иллюстрация к эпохе… – Он с трудом заставил себя замолчать, главное – не суетиться, чтобы не вызвать подозрений. – Но… почему? – воскликнул он после паузы. – Почему Димыч вдруг спер картины? У своих друзей? Он же бывает у нас чуть ли не каждый день, как же он теперь будет в глаза нам смотреть? Мы же его считали другом, правда, Вася? А он… Ворюга! Позор! Да я его сейчас! – Сэм сжал кулаки, готовый вскочить и бежать. – И Борьку! Аристократ вшивый! Мы…
– Так украли картины или нет? – прервал поток его возмущения капитан Мельник.
– Раз он говорит, Димыч, то, наверное, украли, – опомнился Сэм. – Но мы пока ничего не заметили… Я же говорю, картин там много! Не ожидал от Димыча… честное слово! Борька Басов всегда был сволочью, его никто у нас не любил, но Димыч, безобидный Димыч! Да еще и забесплатно! Подарил наши картины этому подонку! Не понимаю. А откуда вы знаете? Он что, сам пришел к вам и признался? Раскаялся?
– Не совсем… пришел. Скорее написал. И признался.
– А почему вам? Мог прийти и признаться нам! Мы бы сразу приняли меры!
– Не мог, значит.
– Почему… – Сэм вдруг осекся. – С ним что-нибудь случилось? С Димычем?
– Случилось. – Капитан Мельник помолчал. – Калягин умер.
