Сандра Браун - Фактор холода

Его утешало только одно соображение: не он один оказался стреноженным ситуацией. Бен Тирни тоже никуда не мог уйти.

– Прошу прощения. Шеф? – Харрис, молодой коп, с которым они познакомились утром на турбазе, просунул голову за матерчатую перегородку.

– В чем дело?

– Дежурный только что связался со мной по рации. Мистер и миссис Ганн прибыли в участок.

– Черт, – прошипел Бертон. – Только их мне не хватало. Передай дежурному… кто там сейчас… Передай ему, чтоб сказал им, что я в больнице и чтобы шли домой. А я вернусь в участок и приму их, как только смогу.

– Он уже пытался, – возразил Харрис. – Они с места не сдвинулись. Потому что они не с вами хотят увидеться и поговорить, а… – он кивнул в направлении Бегли. – Они хотят знать, правда ли, что Бен Тирни – это Синий.

Тут Бегли пришел в ярость. Он сумел удержаться от крика, но его голос завибрировал от бешенства.

– Надеюсь, это шутка.

– Нет, сэр.

Бегли надвинулся на молодого полицейского.

– Кто им сказал? Кто им сказал, что мы интересуемся Беном Тирни? Если это вы им сказали, офицер Харрис, я пришпилю вам ваш жетон на головку члена и запаяю.

– Это не я! Клянусь! Это был Гас Элмер. Старик с турбазы.

– Мы ему велели никому не рассказывать о нашем расследовании, – напомнил Филин.

– Я думаю, он не хотел, – пояснил Харрис. – Он не говорил напрямую с мистером и миссис Ганн. Он позвонил своей кузине проверить, как она пережидает бурю: у нее дымоход плохо тянет. И у него как-то нечаянно вырвалось.

– Нечаянно вырвалось?

Рык Бегли заставил даже Хокинса очнуться от наркотического забытья: он громко застонал. Харрис опасливо попятился.

– Его кузина обычно гладит белье для миссис Ганн, – виновато продолжил он свои объяснения. – Я думаю, она решила, что это ее долг – их известить, понимаете? – Он дрогнул и замолчал под убийственным взглядом Бегли.

– Для кого еще кузина мистера Элмера гладит белье? – Его сарказм не дошел до Харриса. Пока молодой коп всерьез обдумывал свой ответ, Бегли повернулся к Датчу Бертону. – Я хотел бы воспользоваться вашим кабинетом для беседы с супругами Ганн.

– Прекрасно, но я тоже еду.

– А как же ваше лицо?

– Ничего, есть у меня одна мазь, намажу.

Они один за другим вышли из смотровой. Проходя мимо, Бегли бросил взгляд на лежащего в постели Кэла Хокинса. Весь утыканный внутривенными иголками, он снова впал в забытье. Бегли не испытывал к нему ни малейшей жалости, хотя и защищал его перед Бертоном.

Как только они забрались в машину и тронулись, Филин заговорил:

– Я думал, вы так и так хотели поговорить с Ганнами, сэр.

– Я собирался нанести им визит, как только мы покинем больницу.

– Тогда почему вы так расстроились?

– Я собирался их запугать, чтоб поняли, как важно держать наше расследование в секрете. Нам нужно взять Тирни под охрану, пока местные не прознали, что мы его разыскиваем.

– Вы же видите, как быстро распространяются сплетни.

– Вот то-то и оно, Филин. Если мы не доберемся до Тирни в самом скором времени, боюсь, целая шайка местных обормотов под предводительством шефа полиции возьмет дело в свои руки. Они его уже приговорили, для них он Синий. В таких случаях праведный гнев всегда берет верх над законом. Эти славные местные парни, защищая своих женщин, могут прибегнуть к неписаному закону гор. Если они доберутся до Тирни раньше нас, он покойник. Ему крупно повезет, если ему зачитают права, прежде чем утопят в собственной крови. А уж газеты натешатся от души. Разнесут весть от Род-Айленда до Калифорнии. Фанатики по контролю над оружием накинутся на это дело. У нас на руках, Филин, останется такая хрень, что мало не покажется.

– А также множество вопросов.

– Вот именно. Например: где закопаны пять тел?

Несколько минут они ехали в молчании. Потом заговорил Филин:

– Вы опасаетесь, как бы они не устроили охоту на Тирни, думая, что он Синий. А если он не Синий?

Бегли нахмурился.

– Этого я тоже опасаюсь.

Занавески на всех окнах были задернуты, чтобы хоть в малой степени удержать тепло. Когда свет погас, спальня погрузилась в темноту.

– Это было неизбежно, – сказал Тирни.

Лилли выждала несколько секунд, давая глазам привыкнуть, потом подошла к окну и отодвинула одну из штор. Сгущающиеся за окном преждевременные сумерки дали Тирни новый довод в споре.

– Часам к трем-четырем совсем стемнеет, – сказал он. – Значит, у нас осталась всего пара часов светового дня. Мне именно столько потребуется, если не больше, чтобы добраться до машины и вернуться сюда, если я уйду прямо сейчас.

Лилли прижала пальцы к вискам.

– Я… больше… не могу… спорить.

– Ну и не спорь. Просто открой наручники.

– Ты меня убьешь.

– Я пытаюсь спасти твою жизнь.

Она покачала головой, с трудом стараясь вдохнуть.

– Я могу… доказать… что ты Синий.

– Ты ничего не сможешь доказать, если задохнешься.

– Записка.

– А, понятно. Ты оставишь записку и в ней скажешь им, что я Синий. Ты поместишь ее в такое место, где они ее обязательно найдут.

Она кивнула.

– А я в таком случае скажу, что у тебя начались галлюцинации от кислородного голодания, и ты видела здесь танцующих слонов. И мне поверят. А что касается этого, – он кивнул на синюю ленточку, лежавшую на сиденье кресла-качалки, – я скажу то же самое, что сказал тебе: я ее нашел и как раз собирался отнести в город и отдать властям.

Лилли кивком указала на его руки.

– Да, объяснить «браслеты» будет трудновато, но у меня в запасе день или два, чтобы выдумать правдоподобное объяснение. И потом, кто знает, может, мне удастся освободить руки еще до того, как кто-нибудь сюда доберется.

– Я так не думаю, – возразила Лилли, глядя на его окровавленные запястья. – Даже если… я умру… они возьмут тебя.

С этими словами она повернулась, чтобы уйти и тем самым положить конец спору.

– А что страшнее всего, как ты думаешь?

Лилли остановилась, но не обернулась. Тирни упрямо продолжил:

– Если ты меня выпустишь, что, по-твоему, страшнее всего, Лилли? Допустим, я Синий. Допустим, я убью тебя, чтобы ты не указала на меня властям. Но ты так и так умрешь. Это вопрос нескольких часов. Так не все ли тебе равно, как умереть – с моей помощью или без нее?

Лилли повернулась к нему лицом.

– Спасти… новую… жертву…

– А, понял. Ты не хочешь меня отпустить, чтобы я не напал на какую-нибудь другую женщину и не сотворил с бедняжкой то, что, по-твоему, я с ними со всеми творю. Все дело в этом?

Она кивнула.

– Отлично. Вполне разумно. И очень альтруистично. Ты ставишь жизни других людей выше своей собственной. – Он немного подумал и добавил: – Когда я вернусь с твоим лекарством, когда принесу новую порцию дров, чтобы нам хватило еще на сутки, я дам тебе снова меня приковать. Просижу в наручниках, пока нас не освободят.