Наталия Орбенина - Ледяная дева

Что же касается самой Беллы, то тут, господин следователь, надо отдать вам должное, вы удивительным образом все угадали. Я искал Феликса. Он не пришел ко мне утром. Я поехал к Кобцевой и, поднимаясь по лестнице, услышал весь разговор у открытой двери. Я действительно стоял на площадке внизу, и брошенный окурок — мой, хоть и не пристало воспитанным людям разбрасываться окурками. Остальное все так и было. Я похитил ключ из кармана. Я заказал букет, и я открыл дверь в ту роковую для нее ночь. Спросите — зачем?

А почему Феликс не рассказал мне об этом разговоре с Беллой и о том, что она желает стать его возлюбленной? Почему он скрыл? Ведь он и о женитьбах своих мне никогда не рассказывал, значит, как я заподозрил, это будет новая пассия, снова на моем пути! Этого я не мог вынести, пережить соперничество с этой дурочкой, которая даже не в состоянии оценить масштаб личности, понять, кто перед нею, что за человек, что за талант, что за трепетная душа! Для нее просто более молодой любовник, и все! Вместо старого, надоевшего. Мне неприятно вспоминать о том, что было тогда, в этой темной квартире. Я был в таком безумии, подозревая, что Феликс снова меня променял на женщину, да еще на какую ничтожную! И еще большее безумие охватило меня после, когда я понял, что своими руками убил свое детище, свой театр, да все зря, потому как враг оказался совсем в ином обличье! В обличье очередной курицы, синего чулка, этой провинциальной учительши!

— Не смейте оскорблять мою жену, — просипел Горшечников, но его голоса никто не услышал.

Нелидов замер, как статуя, его глаза остановились и округлились от ужаса. Рандлевский же продолжал:

— С превеликим трудом я нашел беглецов. Я полагаю, что Феликс не зря скрывался от всего мира. Ты от меня бежал, мой друг, не понимая, что тебя гонит. Я бы все равно нашел вас, друзья мои. Рано или поздно. Всегда есть такие люди, которые от незнания или от глупости тебе помогут. Я частенько навещал дом Толкушиных, а как же, надобно же поддержать Ангелину Петровну, когда муж ее в тюрьме! — Рандлевский хмыкнул. — Госпожа Толкушина случайно обмолвилась, что ее любимая подруга Алтухова теперь живет с господином Нелидовым, покинула мужа после трех месяцев семейной жизни. А потом мне помог вот этот достойный господин. Он-то и дал мне знать, что любовники находятся в Грушевке.

— Это черт знает что! — взвизгнул Горшечников, который уже не мог сидеть молча, он весь изнывал, слушая рассказ злоумышленника. — Это просто Содом и Гоморра!

— Помолчите, убогая душонка! Вам, человеку со скудным воображением и куцыми чувствами, не помешает получить урок подлинных страстей, достойных Рима! — зарычал на Горшечникова Рандлевский. Тот что-то еще пискнул и затравленно умолк. — Осталось немного, господа. Я полистал рукописи и понял, что теперь настанет черед «Ледяной девы». Да и что бы вы придумали при таких-то морозах? Уговорить мадам встать на коньки не составляло труда, так же просто было заманить ее на пруд, к прорубленной за две ночи подряд проруби. Надо было только упорно отговаривать ее туда направиться. А уж она сама, сама из духа противоречия, из неприязни ко мне побежала. Побежала навстречу своей погибели, голубка. Да только этот проклятый калека, черт его подери, испортил такой чудесный план! Я бы ему и вторую ногу оторвал! А руку-то я действительно обморозил, ломом так орудовал, что сразу и не приметил! — Рандлевский слегка отодвинулся от стены. Сердюков насторожился.

— Леонтий! Я не верю ни одному твоему слову! Все это чудовищная ложь! Я знаю, наши чувства друг к другу действительно велики. Но ты не мог, не мог носить в себе столько лет это зло, зло от любви ко мне! Брат мой! Скажи, что все это выдумки, что ты все придумал! Ты болен, болен. Леонтий! Я спасу тебя, я вылечу тебя, я никогда не покину тебя! — Нелидов, ставший снова бледно-зеленоватого цвета, привстал из-за стола и протянул руки к Рандлевскому.

— Поздно! Друг мой, поздно! Если бы я услышал эти слова ранее! — В голосе Рандлевского слышалось неподдельное отчаяние. — Отчего ты не желал понять меня ранее? Ты вынудил меня создать этот страх!

— О, нет, нет! Ты убиваешь меня! — закричал Нелидов и повалился на стол головой.

— Да, именно так! Теперь нам оставаться в этом мире невозможно! — И с этими словами, в тот же самый миг, когда голова Нелидова коснулась стола, Рандлевский выхватил из-под полы сюртука пистолет и выстрелил в сторону Феликса.

Но Сердюков, который внимательно следил не только за словами Рандлевского, но и за его взглядом, руками, успел ударить его по локтю. Пуля пошла чуть в сторону, как раз туда, где у стены замер от ужаса Горшечников. Он упал от выстрела, как тряпичная кукла. Гулко ударилась об пол его голова, и на роскошном персидском ковре стала расползаться отвратительная бурая лужа.

Следующим ударом полицейский выбил пистолет из преступных рук и набросился на убийцу. Они повалились на пол, пытаясь одолеть друг друга и ухватить пистолет. Но оружие отлетело довольно далеко от катающихся на полу мужчин. Феликс несколько мгновений лицезрел борьбу. Потом наклонился и быстро поднял пистолет. Уцепившись обеими руками, чтобы не тряслись, он навел курок на такую знакомую, до боли знакомую голову, эти нежные локоны на затылке… и выстрелил.

Сердюков сразу почувствовал, что противник ослабил хватку, и, перевернув его на пол, вскочил.

— А! — закричал не своим голосом Нелидов. — Боже, что я наделал! — Он упал около Рандлевского, который еще дышал. — Леонтий! Леонтий, мой милый, бесценный! Мой брат! Не покидай меня! Не уходи!

— Я хотел, чтобы мы ушли вместе и соединились, наконец, на небесах, — прошептал синими губами умирающий.

— Тебе нет прощения, но я прощаю тебя, — зарыдал Нелидов.

— Ты — божество, в твоей воле карать и миловать. — Рандлевский попытался улыбнуться и испустил дух.

— Я не перенесу этого кошмара, — простонал Нелидов, когда Сердюков попытался приподнять его с пола. — Я не хочу жить. Я не могу жить с этим ужасом. Отдайте мне пистолет!

Сердюков предусмотрительно подхватил пистолет и убрал его в карман.

— Сударь, наоборот! Вы избавились от кошмара! Нет никакой мистической силы. Вы теперь можете жить спокойно и счастливо. Но, разумеется, после того, как вас оправдают присяжные. Тем более, — Сердюков покосился на бездыханное тело несчастного Горшечникова, — тем более что ваша возлюбленная теперь вдова.

Нет, положительно, жителям Энска давно так не везло на развлечения. Вот и теперь непонятная загадочная смерть Горшечникова не сходила с уст обывателей. Подробностей выспросить было не у кого, вот и обрастало событие немыслимыми слухами и небылицами. Одно было известно доподлинно: Горшечников явился в дом своего обидчика, с которым ему жена изменила, и там он был застрелен. Убийцу отвезли в Петербург и там отдали на суд присяжных.