— Нет. Не был знаком лично. Не дружил, — ответил тот, честно глядя в глаза Волкову.
— И правильно. Вы учились в параллельных классах и не могли знать о жутком скандале, в эпицентре которого оказались этот мальчик и уважаемый господин Сячин Иван Николаевич.
— Это клевета, — неуверенно обронил Сячин, все так же не поднимая глаз. — И эта мерзкая женщина, оклеветавшая меня и Ваню, была тут же уволена.
— Да, мы знаем это. Нам это известно.
Иванов заметил, с каким облегчением выдохнул Волков. И понял, что у того чего-то не было, каких-то деталей, способных доказать, что это именно Сячин совращал пацанов. А тот вдруг сам сболтнул.
Но Волков и на этот раз оказался подготовленным, потому что продолжил со словами:
— Это не клевета, Иван Николаевич. Именно вы приезжали каждый раз за своей дочерью в школу на большом черном внедорожнике. И пока шли ее уроки, парковались за баскетбольной площадкой на тайном пятачке, заросшем кустарником, куда к вам торопились мальчишки. Иван Смородин и Сережа Луков. Это привлекло внимание вездесущей уборщицы Угаровой. Она начала наблюдать. И, не удержавшись от любопытства, в один из дней она в вашу машину заглянула. И что-то там увидала мерзкое. И поспешила доложить директору.
— Других внедорожников просто не существовало, да? — фыркнул Сячин неуверенно. — Только мой мог там стоять? Чушь какая!
— А вот и не чушь, Иван Николаевич. Вот и не чушь! — повысил голос Волков до сердитых интонаций. — Мы проверили. На тот момент в школе не обучались дети, у чьих родителей были бы именно такие машины, как у вас. Внедорожники имелись, несомненно. Десять штук насчитал мой помощник. Но ни одного черного. Ни одного. Это была ваша машина, Сячин. Ваша! В которой вы предавались… Мерзость какая!
В гостиной повисла такая тишина, что было слышно, как скребется карандаш следователя Минина по бумаге. Потом и этот звук выдохся, затих.
Иванов обвел всех взглядом.
Честно? Он пока еще не очень понимал, какое отношение имеет давняя история с растлением малолетних, что, к слову, ни хрена не доказуемо, к тройному убийству, которое произошло на его — Иванова земле.
Да, конечно, Сячину должно быть невыносимо стыдно сейчас. И перед женой, и перед дочерью. Будущего зятя стыдиться было нечего. У того у самого красивая рожа была в пуху по самые уши. Стыдно! Но не более того! Доказать невозможно. Заявлений от пострадавших нет. И лет-то, лет-то сколько прошло! Привлечь Сячина за это к ответу могут только близкие.
Вероника с красными щеками нервно теребила завязку на домашней широченной кофте. Интересно, бросит она теперь мужа своего, нет? Дочь-то точно общаться прекратит. Вон с каким отвращением глазищами ворочает в папину сторону.
А будущий зять ничего. Ему, кажется, конфуз будущего тестя даже нравится. Не он один оказался гаденышем.
— Вы ничего не докажете, — проговорил Сячин, поняв, что спорить и оправдываться смысла нет.
— Не докажем, — согласно кивнул Волков. — И вся эта гадкая история так и была бы погребена под тяжестью прожитых вами лет, если бы не продолжилась.
— Что вы имеет в виду?
— А то, что Угарова, видимо, столкнулась с вашим Луковым-Малышко. И узнала его. И пригрозила, видимо, раскрыть всем обстоятельства того давнего пожара, в котором погибла семья Смородиных. И что делает он после этой случайной встречи?
— И что же? — заинтересованно отозвался Богдан.
Ему все больше и больше нравился этот седой мужик, вспарывающий чужое прошлое с такой лихостью, что даже Сячин оказался припертым к стенке. А его Богдан считал виртуозом по части выхода из щекотливых ситуаций.
— Он навещает бывшую уборщицу и убивает ее, тем самым избавляясь от свидетеля своего подлого прошлого.
— Ух ты! — ахнул, не выдержав, Иванов.
И снова подумал, что доказать это без признательных показаний самого Малышко, или как там его, будет невозможно. Иначе он бы уже давно сидел. Волков бы постарался.
Значит, чисто! Так же чисто, как в квартире Стрельцовой. Неужели…
— Но он на этом не думал останавливаться. Он знал, что имеется еще один свидетель его тайны. Это бывший директор школы. Николаева Нина Ивановна. Они дружили после выхода на пенсию с Угаровой.
— Что за чушь вы несете, майор?! — фыркнул Сячин сердито и вытащил наконец руки из убежища под мышками, всплеснул ими, уронил безвольно на колени. — Как это вообще можно было узнать?! Как он мог это знать наверняка? Что эти две женщины дружат?! Столько лет прошло! Не исключаю, что он мог столкнуться с Угаровой случайно, но убивать ее… И директора следом… Зачем?
— Затем, что он жил под чужим именем. Затем, что выдавал себя за другого человека. И затем, думаю, что ему это просто понравилось.
— Что именно? — отозвался Минин, подняв голову от своего дурацкого конспекта. — Убивать?
— Именно! Много лет назад, а точнее десять лет назад, в огне погибла семья Смородиных. Отец, мать и их сын. Многие подозревали поджог. Угарова в том числе. Она самолично ездила на пожарище и всех расспрашивала об обстоятельствах. Вы ведь помогали этой семье, Сячин. Вы не могли не заподозрить Лукова в убийстве. Вы были близки с этими мальчишками. Что молчите?
Сячин молчал.
— Зачем он убил их всех? Зачем? — воскликнул Богдан, мотая головой, как безумный. — Может, из ревности?
Эта мысль очень многим понравилась. Иванову первому. И он как-то гаденько, со значением заухмылялся. Сячин поставил локоть на подлокотник кресла и закрыл лицо ладонью, широко растопырив пальцы.
— Возможно, вы правы, Богдан, — похвалил неожиданно бывшего подозреваемого Волков. — Возможно, мальчишка добивался большего внимания от своего старшего друга и покровителя. Иван Смородин ему мешал. И он его убил. Вместе с его родителями… Разве мог он допустить теперь, много лет спустя, когда у него наладилась жизнь, чтобы кто-то влез в нее и все испортил? Угарова, ее подруга. Вы правы, Сячин, он не мог знать наверняка, с кем дружит и с кем откровенничает Угарова. Она сама ему рассказала перед смертью. И он, сев за руль чьей-то машины, сбил за городом Николаеву, когда она переходила дорогу к остановке, возвращаясь с дачи.
— И на чьей же машине он это сделал? — спросил Минин.
— А ведь на вашей, Иван Николаевич! — воскликнул Богдан неожиданно громко и на подъеме. — Я вспомнил! Игорь брал вашу машину как-то. Говорил, что вы попросили его ее отогнать в химчистку, на мойку, на шиномонтаж. Он уехал и пропал. А когда вернулся, лица на нем не было. Говорит, машину босса тюкнул. Теперь, говорит, мне хана. А ничего, обошлось. Я бы, может, и удивился сильнее, да не до того было.
