«Вон, вон, вон!» – вопили они. Но враги не вытеснят Алексию: ни те, что в кабинете министров, ни эта невежественная шваль!
«Продолжай идти. Все скоро закончится. О, да это Джимми!»
Офицер секретной службы улыбнулся Алексии, успевшей добраться до ленты, отделявшей тротуар от дома. Алексия улыбнулась в ответ. Камеры лихорадочно защелкали.
Как ни странно… но в какой-то момент один из щелчков прозвучал иначе. Уловив это, Алексия повернулась и столкнулась со взглядом, горевшим ярой ненавистью:
– У меня есть кое-что для вас, министр внутренних дел.
Выстрел прогремел, как удар грома. Одновременно с острой болью Алексия ощутила безмерное удивление.
И все вокруг почернело.
– Алексия! Алексия, вы меня слышите?
Голос сэра Мэннинга звучал откуда-то издалека.
«Странно, что он зовет меня по имени. Он никогда так не делает. Должно быть, случилось нечто серьезное…»
Алексия открыла глаза и поняла, что почти ничего не видит, кроме озабоченной физиономии сэра Эдварда и моря стертых лиц. И все качалось, словно они на корабле в открытом море. Она не понимала, где находится. Свет неприятно бил в глаза, так что было больно смотреть. Сейчас ее вывернет наизнанку… и почему так болит в боку?
Но тут тьма вернулась, и она больше ничего не чувствовала.
– Она жива? – мрачно спросил Уитмен в трубку.
– Да, премьер-министр.
На какой-то короткий недостойный момент Генри ощутил разочарование.
– Он стрелял с близкого расстояния, почти в упор, но пуля застряла в бедре. Сейчас ее оперируют, и, насколько я понял, она выживет. Ей невероятно повезло.
«Да, – подумал Генри, – как обычно».
– Этого человека арестовали?
– Да, сэр. Гилберт Дрейк. Таксист из Северного Лондона. Никаких приводов. Друг Санджая Патела. Сдался сам без сопротивления.
– Хорошо. Держите меня в курсе.
Премьер повесил трубку, налил себе виски и сделал два больших глотка. Гилберт Дрейк. Каким идиотом нужно быть, чтобы стрелять в упор и промахнуться? Генри Уитмен надеялся, что они запрут кретина и выбросят ключ…
Черное стало белым. Белые стены, белый потолок. Белая кровать, белый свет.
«Я мертва?»
Свет попал в глаза. Алексия моргнула. Реальность медленно вступала в свои права.
«Больница».
Боль в боку прошла, сменившись ощущением размытого тепла, такого знакомого с отрочества. Морфий.
Она посмотрела вниз. И точно. К вене были подведены трубки, вливавшие в кровь неизвестное обезболивающее.
И она вдруг вспомнила.
Защитники Патела. Щелкающие камеры. Полные ненависти глаза. Сверкающие. Страшные.
– Что случилось? – спросила она так тихо, что едва слышала себя. Но этого было достаточно, чтобы сиделка вскочила.
– Вас ранили, миссис де Вир, но все обойдется. Постарайтесь не паниковать.
Алексия слабо улыбнулась:
– Я никогда не паникую. Мне понадобится операция?
– Ее уже сделали. Все прошло прекрасно. Я сейчас вызову хирурга, он придет и все объяснит.
Сиделка выбежала. Почти сразу же в дверь постучали:
– Мама?
Рокси выглядела ужасно. Белая, как простыня, и с размазанной по лицу тушью. Она явно плакала. И сейчас подъехала на кресле к кровати Алексии.
– Я все видела по телевизору. Подумала, что ты умерла.
К изумлению Алексии, дочь взяла ее за руку. Алексия была слишком ошеломлена, чтобы реагировать на первый за много лет жест искренней доброты по отношению к ней. Но она взяла себя в руки и сжала пальцы Рокси, лаская их, как драгоценность.
– Ты плакала, – мягко сказала она.
Рокси кивнула:
– Я уже потеряла Майкла… и не могу потерять еще и тебя.
Глаза Алексии наполнились слезами. Все эмоции, подавляемые с тех пор, как Майкл едва не погиб, вырвались на свободу, как разлившаяся, рвущая плотину река.
– Ты плачешь? – недоверчиво спросила Рокси.
– Это наркотики, – рассмеялась Алексия, но тут же поморщилась от боли в боку.
– Что за безобразие здесь происходит? – проревел, врываясь в комнату, здоровяк в костюме-тройке, очевидно, хирург. – Я дал абсолютно ясные указания. Вам нужен отдых. Никаких посетителей!
Рокси развернулась.
– Отвалите, – твердо заявила она. – Я ее дочь и никуда не уйду.
– Уйдете, молодая леди!
Наблюдая за спорившими, Алексия испытывала невероятное счастье.
Ее дочь вернулась!
Ничто, абсолютно ничто не имело теперь значения.
Механик оглядел изуродованный «дукати панигале» и грустно покачал головой:
– Какая жалость. Просто жалость. Прекрасный мотоцикл.
Саммер придерживалась иного мнения. Она считала мотоцикл Майкла самой уродливой штукой, какая только бывает на свете. Отвратительным смертельным оружием.
Вооруженная бумагами на владение мотоцикла, которые дал ей Тедди, Саммер убедила оксфордширскую полицию отдать ей то, что осталось от мотоцикла. Никаких экспертиз не проводилось. Полиция считала, что это обычный несчастный случай, и даже не открыла дела. Потому мотоцикл не являлся уликой, а просто чьей-то собственностью. Его охотно отдали подруге Майкла.
Саммер, решив провести собственное расследование, рассматривала мотоцикл в качестве потенциального источника «тайны». Возможно, именно тайна как-то связана с несчастным случаем.
Она взяла напрокат фургон, с помощью соседей погрузила туда исковерканный мотоцикл и на рассвете отправилась в Восточный Лондон. Если верить Интернету, владелец «Сент-Мартин Еэридж энд Боди шоп» в Уолтемстоу был лучшим специалистом по «дукати» в этой стране.
Стоявший сейчас перед ней молодой человек определенно знал, что говорит, рассуждая о головках цилиндра и автоматических передачах и любовно проводя ладонью по поцарапанному красному боку «панигале».
– Боюсь, восстановлению он не подлежит. То есть можем, конечно, взяться за него, но это будет стоить дороже нового мотоцикла.
– А если я попрошу взглянуть на кое-какие детали?
– Какие именно?
– Не знаю. Тормоза. Рулевое управление. Если там найдутся любые технические дефекты, сумеете их обнаружить? Или все слишком изуродовано?
Механик оглядел стоявшую перед ним красавицу. Немногие клиентки «Сент-Мартина» выглядели так, как эта: бесконечные ноги, грива блестящих волос, струившихся по спине. Но было еще кое-что: стальная решимость в глазах и упрямо выдвинутый подбородок, чего он не заметил, когда она вошла. Воплощение секса…
– Я не узнаю наверняка, пока не разберу машину, – объяснил он. – Но если в байке были заводские дефекты, полагаю, что сумею их обнаружить.
Он явно надеялся произвести на нее впечатление.
– Я знаю эти байки, как свою ладонь.
