Крупным планом одни руки, испачканные в земле. Грязь забилась под ногти, въелась в складки морщинистой кожи.
Рабочий держал в руках прекрасную белую розу.
Перед открытым окном в деревянном кресле-качалке сидела женщина. Просторные занавески колыхались под порывами ветра.
Женщина кормила грудью новорожденного младенца. Темные волосы скрывали лицо женщины и падали на ее грудь. Волосы Анны. Грудь Анны.
— Господи, Анна! Почему вы… Почему вы не… — Не в силах подобрать нужных слов, Джек замотал головой. — Почему вы не занимаетесь этим профессионально? Я совсем не разбираюсь в фотографии, но эти снимки превосходны. Разве нет? Неужели вы не показывали их кому-то, кто может с ними что-то сделать?
Он снова перелистал альбом, разглядывая фотографии.
— Вам каждый скажет, что это хорошая работа. Слишком хорошая, чтобы прятать их в альбомах. Люди должны смотреть на них и наслаждаться.
Явно польщенная его замечаниями, Анна вернулась к компьютеру. «Я думала о том, чтобы продавать их для постеров, поздравительных открыток и тому подобного».
— Ну да! И что же случилось? Почему не продали?
Она грустно улыбнулась и, слегка пожав плечами, напечатала:
«Так сложились обстоятельства. Сначала болезнь Дина. Потом появился Дэвид. Потом…»
Джек накрыл ее руки своими.
— Делрею это не нравилось, поэтому вы отнесли фотоаппарат на чердак и постарались о нем забыть.
— Да, — знаком показала она и напечатала: «Я пыталась забыть об этом, но не смогла. Это все еще здесь. — Она прижала руку к сердцу. — Возможно, если бы я не была глухая и могла бы выражать себя как-то по-другому, я бы так не любила фотографию. Но мне много есть что сказать, и я не знаю, как это сделать по-другому. Я хочу начать сначала. На этот раз я попытаюсь продавать свои работы. По крайней мере некоторые из них».
— Это правильно.
«Прежде всего мне нужно расширить свою коллекцию. Понадобится несколько месяцев, возможно год, чтобы создать коллекцию, которая может заинтересовать потенциального покупателя. Эта фотография, где изображены мы с Дэвидом, была последней. Она сделана пять лет назад. Мне надо много практиковаться. Это будет нелегко, но если уж начинать, то начинать немедленно. Вы позволите мне начать с вас?»
— Я согласен со всем, что вы говорите. Не надо откладывать в долгий ящик. У вас есть талант. Это очевидно. И чтобы не утратить его, вам придется хорошенько потрудиться. Но если эта коллекция так важна для вас, то зачем там мои снимки?
«У вас необычное лицо», — напечатала Анна.
— У бородатой женщины в цирке тоже. Но ведь ее вы не захотите снимать?
«Я серьезно! — напечатала она. — Ваше лицо очень выразительно».
Он засмеялся:
— Оно говорит: не верь глазам своим.
Но она продолжала пристально смотреть на него, и вскоре Джеку стало не до смеха. Он даже перестал улыбаться, потому что она повернулась в кресле и передвинулась на самый его край, а затем, подняв руки, обхватила ими его лицо. Ее прикосновение было легким, почти незаметным, но Джеку казалось, будто Анна прижала к его щекам раскаленные утюги.
Он следил за выражением ее глаз, рассматривающих черты его лица. Вот Анна наклонила голову, и ее волосы скользнули по рукам Джека; его пальцы так сильно вцепились в спинку стула, что, должно быть, побелели. Джек не двигался, боясь спугнуть очарование момента и не понимая, что она нашла такого интересного в его физиономии.
Он ничего не говорил. Не отстранялся. Он оставался недвижим.
Придвинувшись еще ближе, так что ее бедра едва касались кресла, Анна погладила пальцами разбегавшиеся из уголков глаз морщинки, а затем дотронулась до бровей. Закончив с ними, она провела указательным пальцем вдоль носа до самого его кончика.
Ее руки снова обхватили подбородок Джека, и большие пальцы соединились как раз под нижней губой. Пошевельнувшись, они вновь встретились посередине, а затем Анна убрала руки и, сжав кулаки, прижала к своему подбородку, как ребенок, застигнутый за каким-то недозволенным занятием.
Сердце Джека бешено колотилось. И не потому, что подобные эротические эксперименты были для него в диковинку.
Вовсе нет. Невинность он утратил в пятнадцатилетнем возрасте со шлюхой-одноклассницей во время первого и единственного посещения школьного вечера. Под звуки медленного танца она вытащила Джека из украшенного бумажными гвоздиками физкультурного зала в пустой темный коридор, и там, пока «Би джиз» пели о том, что никто больше не узнает такого блаженства, все и свершилось.
Много позже, когда он обслуживал бар на балу дебютанток в Форт-Уорте, с ним занималась французской любовью дочь одного мультимиллионера. Если бы оральный секс входил в программу Олимпийских игр, она наверняка завоевала бы там золотую медаль.
В Канзас-Сити во время лазерного шоу «Пинк флойд» какая-то девица, которую он никогда больше не встречал, расстегнула ему джинсы и довела до оргазма одной рукой, другой покуривая косячок.
В Биллингсе он предавался этому на лошади во время снегопада.
Все указанные события остались в его памяти только потому, что выделялись на фоне остальных. В большинстве случаев Джек занимался обычным сексом с обычными женщинами, с которыми его объединяли две вещи: одиночество и физическая потребность.
Однако ничто из испытанного им ранее не было таким эротичным, как сейчас, когда Анна трогала его лицо, потому что она делала это с подлинным интересом и, может быть, с нежностью.
За всю жизнь к Джеку Сойеру не часто относились с нежностью. Да, иногда ему оказывали любезность, но эта ласка обычно исходила от тех, кто был мил со всеми. Никто не любил его по-настоящему.
Ни мать, использовавшая Джека как средство давления на человека, который все время ее предавал. Ни отец, умевший хорошо говорить, но даже пальцем не пошевельнувший ради сына.
А вот Анна… Она доверила ему свои мечты, которыми не делилась ни с Делреем, ни даже, возможно, с мужем. Она ценила его мнение, иначе не стала бы просить его совета относительно сделки с древесиной. Она не поленилась привести себя в порядок перед ужином и позаботилась о том, чтобы пригласить Джека на ужин.
Прошло уже несколько секунд после того, как Анна отняла руки, но она по-прежнему смотрела на губы Джека — и в ее взгляде ясно угадывалось желание их поцеловать. Затем, убрав свои руки из-под подбородка, она положила их на руки Джека, по-прежнему цеплявшегося за стул так сильно, словно мощный вихрь грозил смести его с поверхности земли.
Прошептав ее имя, Джек чуть-чуть подался вперед, боясь, что Анна сейчас убежит, но еще больше — что она останется.
