После трагической гибели Ленки Сонечка от него не отходила ни на шаг. Она прошла с ним все круги ада: от опознания тела в морге, откуда его выволокли буквально под руки, до всевозможных допросов, очных ставок, похорон, до оформления бумаг и разборок с этими…
Вспоминать, как он встретился с Кузьминым и его помощником, Ковригин без содрогания не мог. Ну, до того мерзкая рожа – этот, как его… Кузя Козырь, во! Уж как его Кузьмин ни одергивал, как ни увещевал со смущенным смешком, из него без конца лезло его настоящее, уголовное, мурло, хотя и явился он к Владу в кабинет в дорогом костюме и в ботинках ручной работы.
Ладно, договорились они полюбовно, и то хорошо. Влад искренне надеялся, что с этими людьми судьба его больше не сведет никогда. Он – за честный бизнес и за участие честных людей в нем!
За кустом шиповника послышался шорох и приглушенный сдавленный смешок.
– Нет, ты пойди, пойди и разбуди его! – настоятельно рекомендовал кто-то. – Люди шашлык едят, а он спать вздумал!
– Не стану я его будить, – возмутилась, тоже шепотом, Сонечка. – Когда он сам сочтет нужным, тогда и присоединится к нам.
Влад улыбнулся, слегка приподнял веки, чуть скосил глаза. За колючим кустом шиповника маячила спина дальнего Сонечкиного родственника – Виталика. Это он явился виновником их сегодняшней вылазки на воздух. Это он пригласил их с Сонечкой сегодня к себе, в загородный домик, отпраздновать свое новое назначение.
Домик был стареньким, но крепким, выстроенным еще Виталькиным прадедом. В домике имелись и просторная веранда с грубыми деревянными скамейками и громадным, человек на двадцать, столом, и «горница», и «светелка» с большими шкафами, мягкими диванами и плазменным телевизором.
Их с Сонечкой поселили в дальней маленькой спаленке, вместившей дубовую кровать с громадной периной и старинный комод с ручками-шашечками. Кровать скрипела, пол скрипел, ящики комода застревали и не вылезали, но ему все равно тут все нравилось.
– Виталька мог бы нам и другую комнату выделить, – надула губы Сонечка, расчесываясь перед растрескавшимся столетним зеркалом. – Кто-то из гостей в новых спальнях, а мы…
– Не дуйся, малыш, – он прижал ее к себе, поцеловал ее в шею. – Виталька мне по секрету сказал, что на этой кровати всю его родню зачали. И одни мальчишки получались, представляешь?
– Да ты что!!! – Сонечка испуганно вытаращила глаза в сторону двуспального монстра, скрипевшего по ночам на все лады. – А вдруг и мы…
Господи, да он счастливейшим из людей стал бы, если бы и они вдруг! Просто говорить, просить ее об этом он боялся и стеснялся. И она молчала.
– Соня, давай разбудим Влада, – ныл за кустом Виталик. – Нам без него скучно, Сонька! Пиво же греется, Сонь!
– Пока сам не проснется, не позволю его беспокоить! – Соня встала на пути Виталика, широко разбросала в разные стороны руки. И гневно зашипела: – На него столько всего свалилось, а ты!.. Отстань, Виталик! Пусть человек отдохнет…
Они еще какое-то время шебуршились за кустом, но вскоре ушли. Ковригин поворочался, устраиваясь поудобнее, еще дальше вытянул ноги, поддернул повыше шорты, чтобы загар ложился ровнее. Плотнее сомкнул веки.
Ленка бы так вот просто не ушла. Она бы всю печень ему выела, но подняла бы его с места. Она бы, как могла, умоляла его, снедаемая беспокойством из-за чужого неудовольствия.
Эх, Ленка, Ленка! Запутавшийся одинокий мышонок… В груди у Влада заломило. Всякий раз, как он вспоминал покойную жену, у него в груди ломило. Ему было жаль ее, очень жаль! За исковерканную ее жизнь, за страхи ее тайные, за грязь, в которую окунул ее с головой не кто иной, как ее родной папаша. И как же ей было страшно умирать, наверное! Этот гад, рассказывая о том, как он убивал ее, и глазом не моргнул! Не расчувствовался, не прослезился, хотя и повторял без устали, что всегда любил ее. Разве так любят?! Нет, так не любят. И не любила эта сволочь никогда Ленку. Никогда…
Влад протяжно вздохнул. Глубже вдавил голову в мягкий валик подголовника, сосчитал до сорока и обратно. Немного помогло, он успокоился. Не нужно теребить, не нужно без конца теребить больное место. Сонечка сказала, что со временем ему станет легче – он не забудет, нет, он просто изменит свое отношение ко всему тому, из-за чего сейчас не может дышать спокойно.
Все наладится… Все наладится…
Все у него – у них – будет хорошо. Они свое счастье заслужили, они его выстрадали! Сонечка шептала вчера, прижавшись к его плечу, что в этой беде нашли свое счастье сразу три пары. Он не поверил.
– Да, милый, да! К следователю вашему жена вернулась – раз. Этот Кузькин…
– Кузьмин… – поправил он ее легким смешком.
– Пусть Кузьмин! Так вот, он приехал сюда деньги свои выбивать и встретил тут девушку, которую не видел десять лет. И которую любил!
– Ага, слышал я ту историю, – Влад недоверчиво скривился в темноте спаленки. – Уголовник что-то болтал… Будто дамочка эта чуть судьбу парню не сломала.
– Слушай его больше! – фыркнула Сонечка и недовольно заворочалась. – Как ты вообще мог с ним разговаривать! У него такая, пардон, мерзкая рожа!!! А девушка эта… Она, бедная… Ее сунули в эту адскую топку, не спросив ее разрешения, она еле выбралась.
– Опять не сама, а этот Кузьмин ей будто бы помог?
– Деталей не знаю, – с сожалением призналась Сонечка, перекинула косу со спины ему на грудь. – Но узнаю непременно.
– Как это? – обеспокоился Влад.
– Так Дина эта теперь будет работать вместе с мужем своим.
– Он ей еще не муж!
– Помолвлены они, кольцо у нее на пальце шикарное. И она теперь с ним работать будет; или у него – или на него, уж они разберутся. Ну а нам с ними, хочешь не хочешь, пересекаться придется. И…
– Ты тоже такое кольцо хочешь?
Он прослушал почти все, что она сонно ему лопотала. Зацепился лишь за ее слова про кольцо. И почудилась ему в них странная женская зависть. Он ведь ее так замуж пока что и не позвал. Может, что-то говорил мимоходом, но кольца-то, кольца не было! А вдруг она ждет? Вдруг хочет?
– При чем тут я?! Господи, ну отчего же сразу я? Нет, я не хочу такое же кольцо, – Сонечка вкусно зевнула, обдав его ухо сладким горячим дыханием. Заворочалась, отвернулась, свернулась в клубочек, отодвинув его своей попкой к самой стене. Какое-то время было тихо, и вдруг: – Я хочу другое, Владик! Камешек должен быть помельче, и их должно быть два, а лучше – три…
– Вот лето пролетело, и ага… – снова заныл Кузя Козырь, ковыряя носком дорогого ботинка землю у колеса джипа. Помолчал и вновь завел: – Вот лето пролетело, и ага…
Дина уже устала недобро коситься в его сторону. Если она еще раз на него посмотрит, то точно сорвется и надает ему подзатыльников. Она тоже на нервах, ей тоже непросто, ее тоже лишь час назад отпустили из зала суда, где слушалось дело Ражева.
