Теперь там трудилась бригада МЧС и добровольцы из ближайших сел.
Иванна по устоявшейся привычке зашла в школу к Ивану Леонтьевичу, чтобы узнать, какие новости в селе и на раскопках бункера. Тот, как обычно, оказался на своем месте в классе, обложенный книгами.
— Работа продвигается, но очень медленно — вручную расчищают подземный ход. Но есть и хорошие новости — расчистили площадку для посадки вертолета, ожидается доставка специального оборудования. Предполагают до конца недели закончить работы.
— Хорошей новостью может быть только одно — если Антона найдут живым.
— К сожалению, надежды нет ни малейшей. Из того, что вы рассказали, я сделал вывод: Антон решил использовать старую гранату, но она, очевидно, взорвалась у него в руке, после чего сдетонировали другие боеприпасы, находящиеся там, поэтому взрыв был такой разрушительной силы, и шансов остаться в живых там ни у кого не было.
— Вы это уже говорили, но я надеюсь на чудо.
— В вовкулак не верите, а в чудеса верите.
— Хочется верить в добро, а не во зло. Если считать, что Антон погиб, то с тех пор прошло три дня. По христианскому обычаю надо было его помянуть. — Она машинально взяла книгу, лежащую на столе, и открыла ее.
— Поминают, когда тело предано земле.
— А оно так и есть. Он уже в могиле, и только со временем решится, в какой могиле он почиет навсегда.
— Хорошо. И я с вами поучаствую в этом горестном ритуале. Я его знал всего один день, но он был достойным человеком.
— Достойным чего — такой смерти? Извините, нервы. Вы свободно читаете на древнеславянском? — спросила она, перелистывая книгу.
— А что здесь удивительного? Язык не такой уж сложный, а я ведь историк. В прошлый приезд я вам рассказывал, что пишу кандидатскую диссертацию. Так вот, я ее закончил, мой труд рассмотрели члены комиссии, и уже назначена дата предварительной защиты.
— Поздравляю.
— Пока рано. Еще надо обойти столько подводных камней и не получить пробоины!
— Странно, мне кажется, что мы так давно знакомы, и в то же время я о вас ничего не знаю… У меня сложилось впечатление, что здесь вы или прячетесь от чего-то, или добровольно похоронили себя.
— Если выбирать из этих двух вариантов, то второе будет вернее. Но похоронил себя лишь временно… Помянуть Антона… я не против, но думаю, это лучше сделать на его временной могиле.
— Что вы предлагаете?
— Сходить к старому бункеру.
— Я с удовольствием… Но это так далеко, и мне страшно будет там находиться.
— Сейчас мы пойдем другой дорогой, плутать уже не будем и попадем туда гораздо быстрее. А по дороге поговорим.
— Хорошо. Когда отправляемся в путь?
— Прямо сейчас. Только… мне надо еще зайти в одно место, а вы потихоньку идите, не теряйте времени, за селом я вас догоню.
Иванна вышла из школы и направилась к краю села. Она шла к тому месту, где еще недавно стоял автомобиль Антона, как печальный памятник его последнему походу. По дороге встретила несколько местных жителей, со всеми прилежно поздоровалась — одни отвечали, другие отворачивались, словно не замечая ее.
Она не решилась зайти в лес и осталась ждать учителя на краю вырубки. Тот вскоре появился, и они сразу углубились в лес. Глядя на запыхавшегося от быстрой ходьбы учителя, Иванна подумала: «Все, как в прошлый раз, — он тогда тоже слегка припоздал и очень спешил».
— Вы спрашивали, почему я вдруг оказался в этом Богом забытом краю? Не только для того, чтобы отрешиться от всего мирского и написать диссертацию. У меня была… несчастная любовь! Здесь мы свернем — так дорога будет короче. С ней мы познакомились на вокзале в Житомире, разговорились. Она жила в глухом селе, похожем на это, и то, что она оказалась в областном центре, для нее было настоящим праздником. Мы много о чем говорили, и она в тот же день осталась у меня ночевать… Свадьбу сыграли в ее селе, все перепились, им было весело, а мне почему-то грустно… Я безумно любил ее и хотел, чтобы для нее каждый день, проведенный со мной, был праздником… Покупал ей всякие безделушки, платья… На зарплату преподавателя сильно не разгонишься, поэтому занимался репетиторством, помогал с поступлением… Но на мои гроши… Здесь осторожно, пригнитесь, а то этой веткой можете поцарапать себе лицо.
— Вы остановились на том, что очень сильно ее любили.
— Да, да, до безумия. Я не хотел, чтобы она работала, но она настояла… Закончила компьютерные курсы, училась на курсах иностранного языка, готовилась к поступлению в вуз, на филологический… Я старался, чтобы она выглядела как кукла, привил ей вкус к хорошим вещам, и уже через год ее нельзя было узнать… Но эту жемчужину открыл я и только я… Здесь скользко от недавнего дождя, держитесь за мою руку. О, ч-черт, сам поскользнулся, спасибо, что придержали.
— Иван Леонтьевич, не волнуйтесь, я хорошо вижу дорогу, и обувь у меня соответствующая, так что рассказывайте дальше — мне очень интересно.
— Мы прожили вместе полтора года, и вот тогда я узнал, что она мне изменила… Служебный роман с начальником… Она плакала, ползала на коленях, просила прощения, говорила, что сама не понимает, как это вышло… Я простил ее, она поменяла работу. Полгода прошли, как в сказке, она делала все, чтобы я забыл… Затем меня послали в командировку за границу, а ее, к сожалению, я не мог взять с собой. Когда через три месяца вернулся, то сразу почувствовал: что-то не так, но боялся верить. Потом позвонила жена ее любовника и все мне рассказала.
Снова были объяснения, но теперь она оправдывалась не так, как в прошлый раз… Она заявила: «Я что, деревянная — хранить тебе месяцами верность и ночами мастурбировать? Мне нужен был мужчина — ты не понимаешь, как это бывает, когда очень хочется… а никого нет! До одури, до безумия… Я шла по улице, смотрела на мужчин и представляла, каким тот или другой может быть в постели… Видно, мой взгляд был настолько откровенным, что остановился автомобиль — красный «форд» и я познакомилась с ним».
Мы договорились, что она порвет с любовником, а я больше не стану оставлять ее надолго одну. И когда я получил новое предложение — отправиться на полгода в Англию, — я не поехал.
— Ну и глупо! Думаю, что вам это не помогло.
— Вы правы… В следующий раз, когда я узнал о ее измене, она прямо заявила: «Чего ты добиваешься? Хочешь развестись? Пожалуйста».
Но я уже не мог без нее, без запаха ее тела, даже без сарказма, который стал постоянно звучать в ее голосе при общении со мной. И потом, у нас была дочь… Жена часто говорила, когда мы ложились в постель, что у нее болит голова, и отворачивалась к стенке, а я лежал и молчал, лишь чувствовал запах… Запах другого мужчины… Иногда она ночевала у приятельниц… А что я мог — снова с ней вступить в полемику, зная заранее, что проиграю, так как я ею дорожил, а она мною — нет!
