– Было холодно, – сказала Ангелина. Ее большие темные глаза смотрели серьезно и грустно, голову она прислонила к материнскому плечу. – И темно. У мамы был фонарь, но он выключился.
– Нам хватило заряда батарейки на то, чтобы найти эту коробку со старой одеждой, которая согревала нас ночью, – судорожно вздохнув, сказала Джина. Ей стоило огромных усилий не разрыдаться прямо тут, на глазах у дочери.
Келвин лишился дара речи. Она включила фонарь и оставила его гореть? Ей чертовски повезло, что они с дочерью остались в живых, потому что если сюда проникал солнечный свет, то точно так же свет проникал отсюда наружу. Тот факт, что чердак не был насквозь пробит пулями, подтвердил предположение Келвина о том, что стрелки ночью использовали тепловизоры, а не приборы ночного видения, которые многократно усилили бы свет, струящийся из этих щелей. Этот чердак стал бы для них чем-то вроде неоновой рекламы с призывом «Стреляй сюда!».
Они все сделали не так, но каким-то чудом остались в живых. Человеческий фактор. Иногда он срабатывает как надо.
– Мы все собираемся в доме Ричардсонов, – сказал Келвин. – Их подвал абсолютно надежен. Там слишком мало места, но пока и он сгодится. А там мы с Кридом что-нибудь придумаем.
– Придумаем? Вызывайте полицию!
– Телефоны отключены. И электричества тоже нет. Мы в полной изоляции от внешнего мира.
Келвин между тем озирался, искал глазами среди чердачного хлама что-то такое, из чего можно соорудить костыль.
– Ладно. Нам надо убираться с этого чердака, тут нет никакой защиты. Ангелина должна одеться потеплее и надеть обувь…
– Я не могу ходить, – сказала Джина. – Я пыталась.
– У вас есть эластичный бинт? Я мог бы перевязать вам лодыжку. Я найду что-нибудь вроде костыля, но вам придется идти. У вас нет выбора. Будет очень больно, но вы должны это сделать. – Он смотрел Джине прямо в глаза, без слов сообщая ей, насколько серьезна ситуация.
– Эластичный бинт? Ах да… Кажется, он в ванной.
– Я принесу.
Через пару секунд он уже спускался вниз. В ванной он один за другим открыл все ящики, пока не наткнулся на свернутый в бухту эластичный бинт. Там же Келвин обнаружил аптечку, прихватил упаковку аспирина и положил ее в карман, после чего вернулся на чердак.
– Примите пару таблеток, – сказал он, протягивая ей пластиковую банку. – Воды нет, так что разжуйте и проглотите, если не можете проглотить целиком.
Джина послушно разжевала таблетки, а Келвин тем временем быстро и умело перебинтовал ей лодыжку.
– Вот мой план: вначале я беру Ангелину, отвожу ее на кухню, чтобы она переоделась…
– Почему на кухню?
– Там безопаснее. Просто слушайте, что я говорю, не задавайте вопросов, потому что у меня нет времени все объяснять. Я вернусь и заберу вас. Как только вы будете в более безопасном месте, я поищу что-нибудь, что можно использовать как костыль.
– У Марио есть отцовская трость. – Губы у нее дрогнули при упоминании мужа, но она взяла себя в руки и продолжила: – В шкафу в гостиной.
– Ладно, годится. – Это, конечно, хуже, чем костыль, но лучше, чем ничего, да и времени на то, чтобы мастерить костыль из подручных материалов, у него не было. Келвин взял Ангелину за руку.
– Давай, сверчок, спускаться вниз.
– Сверчок? – Ангелина захихикала. Келвину удалось ее отвлечь. – Мама, он назвал меня сверчком.
– Я слышала, моя сладкая. – Джина погладила дочь по голове. – Иди с Келвином и делай, что он говорит, переоденься на кухне, а он поможет мне спуститься с чердака. Договорились?
– Договорились.
Келвин пошел первым, чтобы девочка не боялась упасть с шатких ступенек. Заметив, что окна гостиной разбиты, Ангелина сердито сказала:
– Только посмотри!
Ангелина хотела было зайти в гостиную, но Келвин остановил ее. Ему меньше всего хотелось, чтобы, выглянув из окна, она увидела мертвое тело отца, и ходить по стеклу босиком он тоже не мог ей позволить.
– Тебе туда нельзя, – терпеливо объяснил он, направляя ее к спальне. – Осколки стекла поранили бы тебе ноги, даже если бы на них были туфельки.
– Стекло может прорезать туфли?
– Насквозь. Это особое стекло.
– Bay! – восхитилась она и с уважением посмотрела на стекло, о котором шла речь.
Келвин нашел джинсы, свитер, маленькие кроссовки с розовыми шнурками, носки в цветочек и розовую куртку с капюшоном.
– Сама сможешь одеться? – спросил он, отведя ее на кухню.
Ангелина растерянно кивнула.
– Я одеваюсь у себя в спальне, а не на кухне.
– На этот раз мама хочет, чтобы ты переоделась на кухне, – ответил он. – Она тебе об этом говорила, помнишь?
Ангелина кивнула, но все равно спросила:
– Почему?
О, черт! Что говорить ей на этот раз? Вспоминая себя в детстве, он сказал то, что говорила мать, отметая возражения:
– Потому что она так велела.
Очевидно, Ангелина уже была хорошо знакома с этой формулировкой. Вздохнув, она уселась на пол.
– Ладно, но тебе нельзя смотреть.
– Я не буду. Я собираюсь помочь твоей маме спуститься с чердака. Не уходи из кухни, оставайся здесь, где сидишь.
Приняв еще один ее тяжкий вздох за знак согласия, Келвин вернулся на лестницу и обнаружил, что Джина сидит на краю люка, свесив ноги.
– Я допрыгала на одной ноге, – пояснила она и осторожно поставила левую ногу на вторую от верха планки, опираясь локтями о края люка, чтобы повернуться. Келвин хотел опустить ее вниз с помощью веревки, но к черту сложности, если она уже была на лестнице.
Спуститься по стремянке она никак не могла, не опираясь на больную ногу. В первый раз, когда пришлось перенести тяжесть тела на правую ногу, Джина не удержалась и резко вскрикнула от боли, но тут же замолчала. Когда эту же операцию пришлось проделать второй раз, она закусила губу и просто приказала себе терпеть. Джина немного постояла, отдыхая, выжидая, пока утихнет боль, затем сделала еще один шаг вниз. Келвин держал стремянку как можно крепче, но не мог подняться и помочь ей, потому что хлипкая лестница могла выдержать вес только одного человека. Когда Джина спустилась настолько, что он мог дотянуться до ее талии, он просто снял ее с лестницы, отнес на руках на кухню и усадил на стул.
Ангелина уже надевала кроссовки. Она вскочила и подбежала к матери. Джина обняла дочь, прижала ее к себе, поцеловала в макушку. Светлые волосы Джины опустились на темные волосы дочери.
– Я принесу трость, – сказал Келвин и пошел в гостиную. Трость оказалась в самом дальнем закутке шкафа, но он нашел ее довольно быстро и принес Джине. – Мы выйдем через заднюю дверь. Я понесу Ангелину. Я знаю, что нога болит, Джина, но вам придется не отставать от меня.
