Услышав шум подъезжающей машины, он обернулся и увидел, что по дороге едет «БМВ» Алекса. Брат никогда так рано не приезжал домой. Он медленно опустил окно и спросил:
– Тебя подвезти?
Сэм машинально помотал головой и сделал знак: мол, езжай дальше. Он не мог объяснить, что случилось, не сумел бы найти слов… да Алекс скоро сам всё обнаружит.
К тому моменту, когда Сэм вернулся в дом, Алекс уже добрался до площадки второго этажа.
Сэм поднялся по лестнице и обнаружил, что Алекс пристально изучает окно. На лице не отражалось удивления, лишь озабоченная напряжённость человека, подходящего к миру со своих внутренних, точно сформулированных позиций. Алекс хотел получить объяснение, какового здесь просто не было. Или по крайне мере такого, которое он бы принял.
– Что ты с ним сделал? – спросил он.
– Да ничего.
– Как же…
– Понятия не имею.
Они оба уставились на витраж, который продолжал преображаться с тех пор, как Сэм выходил прогуляться… Сожжённая дотла луна исчезла, стеклянное небо, одурманенное солнцем, сменило цвет на золотой и синий. Листва стала гуще: изумруды, оправленные брызгами морской воды, почти скрывшими листья.
– Что это значит? – вслух изумился Алекс.
Чувства, творящие видимое, как-то раз сказала Люси о своём витражном стекле.
Сэм подумал: это любовь, творящая видимое. Всё это. Виноградник, дом, окно, вино.
Пришедшее понимание было столь простым, что многие не восприняли бы его, будучи под влиянием изощрённых умов. Постигли бы лишь те, кто ещё способен удивляться. Любовь – тайна, стоящая за всем… Любовь заставляла расти виноградные лозы, и заполняла межзвёздное пространство, и держала землю под ногами. Не важно, известно вам это или нет. Невозможно остановить вращение Земли, или сдержать океанские приливы, или преодолеть притяжение Луны. Невозможно остановить дождь или навести тень на солнце. И сердце одного человека обладает не меньшей силой, чем сердца всего остального человечества.
Прошлое всегда окружало Сэма, как прутья тюремной решётки, и он никогда не понимал, что в его власти выйти на свободу в любой момент. Он не только пострадал от последствий грехов родителей, он добровольно нёс в себе груз этих грехов. Но к чему ему проводить остаток жизни, погребённым под тяжестью вины, боли, секретов, когда, если он просто выбросит всё из головы, то станет свободным и достигнет всего, чего желает больше всего? У него могла быть Люси. Он мог бы любить её безумно, счастливо, безгранично.
Всё, что ему надо сделать – задержать дыхание и прыгнуть.
Не сказав брату ни слова, Сэм ринулся вниз по лестнице и схватил ключи от грузовика.
* * *
В квартире и студии Люси было зловеще тихо и темно – так выглядит место, в котором долго никто не жил.
По затылку прокатился холодок, и Сэм застыл от леденящего душу страха. Настойчивость, гнавшая его в город, сменилась отчаяньем, тугим узлом сдавившим сердце.
Не могла Люси уже уехать. Не так же скоро.
Под влиянием порыва Сэм ринулся к «Приюту художника», к Джастине. Когда он вошёл в гостиницу, запахи еды донеслись до него: горячих бисквитов, выпечки, бекона с запахом дымка яблоневых поленьев, яичницы.
Джастина нашлась в столовой: собирала в стопку грязные тарелки и подносы. Увидев Сэма, она улыбнулась:
– Привет, Сэм.
– Можно тебя на минутку на пару слов?
– Конечно. – Джастина отнесла тарелки на кухню, а потом прошла с Сэмом в угол к стойке администратора. – Как дела?
Он нетерпеливо мотнул головой и заговорил:
– Я ищу Люси. Её нет ни дома, ни в студии. Ты имеешь хоть какое-то представление, где она?
– Она отправилась в Нью-Йорк, – ответила Джастина.
– Так скоро? – коротко бросил Сэм. – Но ведь она не собиралась уезжать до завтра.
– Знаю, но ей позвонил профессор, её пригласили на собрание и какой-то большой приём.
– Когда она уехала?
– Я недавно подбросила её в аэропорт. У неё в восемь самолёт.
Сэм быстро вытащил мобильник и взглянул на часы. Семь пятьдесят.
– Спасибо.
– Сэм, слишком поздно тебе…
Но он уже выскочил из гостиницы, прежде чем Джастина успела договорить.
Прыгнув в грузовик, он устремился к аэропорту, на ходу названивая Люси. Звонок попал на голосовую почту. Выругавшись, Сэм съехал на обочину и крупно набрал сообщение.
«НЕ ПОКИДАЙ»
Потом вывел грузовик обратно на дорогу и выжал газ, а в голове снова и снова прокручивались эти слова.
Не покидай. Не покидай.
* * *
Аэропорт Роя Франклина, названный так в честь героя-лётчика Второй Мировой войны, который основал его, располагался на западе Пятничной Гавани. И регулярные, и чартерные рейсы отправлялись с единственного терминала. Пассажиры и посетители, вынужденные томиться в ожидании по той или иной причине, обычно устраивались в «Кофе Эрни», выкрашенном в голубую краску кофейном магазинчике, стоявшем справа от аэродрома.
Сэм припарковался около входа в аэропорт и семимильными шагами устремился к двери. Не успел он войти внутрь, как окрестности огласил рокот газотурбинных двигателей «Сессны». Приставив ладонь козырьком к глазам, Сэм вгляделся в жёлто-белый девятиместный самолёт, который быстро набирал высоту, держа курс на Сиэтл.
Люси улетела.
При виде уносившего её на своих крыльях самолёта Сэма пронзила боль такой силы, какой он даже не ожидал. Такая пронзительная боль, что захотелось забиться в какой-нибудь тёмный угол и не думать, не говорить, не шевелиться.
По пути к зданию аэровокзала Сэм прислонился к стене рядом со входом. И попытался прийти в себя, собраться и подумать, что делать дальше. Глаза неимоверно жгло. Он на секунду закрыл их, чтобы как-то утихомирить жжение.
Дверь вокзала открылась, и послышался перестук чемоданных колёсиков. С замирающим сердцем Сэм затуманенным взглядом всматривался в очертания женской фигурки. Он выдохнул её имя.
Люси повернулась к нему лицом.
Какое-то мгновение Сэм думал, что она плод его воображения, чудо, сотворённое силой его отчаянного желания. Ведь в последние несколько минут у него перед глазами прошла вся его жизнь.
В три прыжка Сэм настиг Люси, схватил так крепко, что они завертелись на месте. Люси не успела произнести ни слова, как он накрыл ртом её губы, заглушив все слова и перехватив её дыхание, пока пальцы её не разжались, не выпустили ручку чемодана, и тот со стуком упал на тротуар.
В ответ она впилась в его рот, обхватила руками за шею. Она идеально подходила ему, словно была для него сотворена, такая бесконечно близкая, и всё же отдельная от него. Он хотел вобрать её в себя и хотел слить воедино их жизни. Он всё сильнее целовал её, почти жестоко, пока она со вздохом не отстранилась. И не пробежалась пальцами по его затылку, поглаживая, словно усмиряя его.
