предполагал, пролетела мимо головы оленя, заставив его в страхе убежать. Моя жена смотрела, как он исчезает в лесу в молчаливой ярости, прежде чем снова повернуться ко мне. Передав мне лук и стрелы, она вытащила пистолет, и я постарался не рассмеяться.
— Я могла бы убить его этим! — закричала она, и это было мило, тем более, что я знал, что не я был источником ее ярости.
— Дело не в этом. — Я поднял лук к небу, оттянул его назад и выпустил стрелу. Стрела прошла прямо сквозь птичье сердце. Мел просто закатила глаза, указывая на небо, и выстрелила три раза.
— Три птицы у меня, одна у тебя. Опять же, в чем смысл? — Она улыбнулась, глядя вниз на… блядь.
— Мы только что убили Пересмешников40. — Я нахмурился, опускаясь на колени, чтобы посмотреть на четырех птиц, наполовину разорванных на куски на земле.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.
Улыбнувшись ей еще раз, я встал и выпустил еще одну стрелу в дерево, наблюдая, как еще одна красивая птица падает навстречу своей смерти.
— Выпендриваешься.
— Я нашел единственное оружие, которое моя жена не может использовать. — Я усмехнулся, когда Мел посмотрела на меня. — Я думаю, что буду прибегать к его помощи как можно чаще.
— Я охотница за людьми! Кто охотится на людей со стрелами? — она огрызнулась, и я открыл рот, чтобы заговорить, но Мел свирепо посмотрела на меня.
— Если ты скажешь «Зеленая стрела»41, я выстрелю тебе в бедро, — добавила она, и все, что я мог сделать, это ухмыльнуться ей.
— Все люди — животные, любовь моя. Они замирают, когда боятся. Они кричат от боли, когда умирают. Охотник есть охотник, и если ты можешь убить оленя, ты можешь убить человека. Это так просто, — ответил я. — Плюс, я не собирался говорить «Зеленая стрела», может быть, «Соколиный глаз»42 или «Китнисс Эвердин»43, но определенно не «Зеленая стрела».
Ее глаза расширились, и она отвернулась от меня, направляясь обратно в лагерь. Догнать ее было нетрудно.
— Ты такой ребенок, — сказала она, но я мог видеть легкую усмешку на ее губах.
— Да-да, — произнес я, беря ее за руку и притягивая к себе. Она посмотрела на свои руки, а затем на меня. Я знал, что ей было немного не по себе, но моя девочка не отстранилась.
— Что? Разве ты не собираешься попросить меня сначала успокоиться?
— Может быть, если бы мы были в пятидесятых годах прошлого века.
— Ты когда-нибудь была на свидании? — спросил я ее, заставляя нас остановиться.
— Я не хожу на свидания, и тебе лучше тоже не пробовать на мне это романтическое дерьмо, — сказала она.
— Девушкам нравится романтическое дерьмо. — Я улыбнулся. Она всегда заставляла меня улыбаться, и я не был уверен, смогу ли заставить себя скрыть это от нее или от всего мира.
— Я не одна из этих девушек. Я Мелоди.
— Мы можем пойти на компромисс, — сказал я, прислоняясь к одному из домов.
Она скрестила руки на груди и выпрямилась. — Или я могла бы застрелить тебя.
— Насилие — это не выход, любовь моя. Ну, насилие против меня — это не выход, — ответил я, быстро соображая. — У нас могут быть секретные свидания. Ты и я в нашей спальне, где только я могу видеть, какая ты добрая.
Прежде чем она успела заговорить, я притянул ее к себе и прижал к дереву, безжалостно целуя.
— В особых случаях мы можем убить полицейских или любого другого, кто снова встанет у нас на пути в пижаме. Мы можем смотреть, как они истекают кровью и горят, пить вино, трахая друг друга снова и снова. В конце концов, мы оба охотники за людьми, — прошептал между нашими губами.
Она поцеловала меня, прижимаясь всем телом ко мне, и с усмешкой отстранилась.
— Ты точно знаешь, как очаровать женщину.
Ее слова так возбудили меня, что я поднял ее и прижал к дереву. Боже, я любил свою жену.
— Сэр, Мэм, — раздался голос позади нас, и прямо здесь и сейчас мне захотелось свернуть ему шею. Темнота в глазах Мел сказала мне, что она тоже хотела его смерти.
Оторвавшись от меня, она повернулась к Феделю, который стоял к ней спиной.
— Что?!
Он не обернулся.
— Самолет заправлен топливом и готов к вылету. Ни один из ваших телефонов не работал, но ваш отец, сэр, пытался связаться с вами. Комиссар полиции через час сделает заявление для прессы о пожаре. Они также приходили к нам сегодня утром.
Этот ублюдок снова пришел в мой гребаный дом? Он просто напрашивался на гребаную смерть!
— Готовы ли люди? — спросила Мел, поправляя одежду, но ей и не нужно было этого делать — она всегда выглядела одинаково — красивой, смертельно опасной и привлекательной.
— Да, Мэм. Монте и все остальные, кто был в состоянии, уехали прошлой ночью, — быстро ответил он. Федель определенно больше боялся Мел, чем меня. Мне тоже нужно было уравновесить эту чашу весов.
— Оставь нас, — потребовал я, и он ушел. Повернувшись к своей жене, я попытался дышать спокойно, однако я хотел, чтобы этот ублюдочный полицейский был мертв.
— Я собираюсь убить его, — сказал я ей. — Я выясню…
— Это не сработает. Ты должен сломить его. — Она вздохнула, становясь передо мной. — Убить его — это только полдела. Он станет образцом для остальных сотрудников полиции. Он станет героем. Он собирается произнести какую-нибудь воодушевляющую речь и попытаться возродить надежду на лучшее будущее. Пришло время нам сделать то, что мы обещали сделать, если он не отступит.
— Мы заставим Чикаго истекать кровью, — сказал я, и она кивнула.
— Когда преступление происходит в гетто, никому нет до этого дела. Когда преступность проникает в пригороды, люди требуют от своих полицейских большего.
— Они начинают им не доверять. Когда им удастся это добиться, то мы выйдем вперед и напомним каждому, почему они любят Каллаханов.
— Я попрошу Деклана и Монте взломать записи и найти всех полицейских, у которых есть семьи. — Она
