— Звучит заманчиво.
— Он говорит, что даже в дождь приятно сидеть в лодке и ждать, когда натянется леска.
— Наверное, ты часто встречался с ним?
— Несколько раз.
— И он тебе понравился?
— Да. Хотя я не могу представить тебя с ним.
— Почему нет?
Он пожал плечами:
— Он не в твоем стиле.
— А какой же у меня стиль?
— Ты больше человек-кошка, чем человек-собака.
— Не возьму в толк, о чем ты.
— Он больше похож на собаку, чем на кошку, не понимаешь? Нетерпеливый, стремящийся к тому, чтобы его заметили. Кошки более независимые и равнодушные.
— Значит, я независимая и равнодушная?
— Нет, со мной ты не такая. Но такая с людьми, которых знаешь не так хорошо.
— Тогда кто же ты?
— Выдра, — сразу ответил он.
— Ты и впрямь думал об этом.
— Мама — кенгуру.
— Кенгуру?
— И она никак не может привыкнуть к тому, что мы уже не сидим в ее сумке. Правда, время от времени я заползаю туда и потом выползаю.
— А отец?
— Однажды у Брендана тоже были проблемы со здоровьем, — сказал Трой.
Он начал поочередно нанизывать кусочки баранины и перца на шампуры.
— Неужели? Я ничего не знала об этом.
— Он признался, что никогда никому ничего не рассказывал. Но он сделал для меня исключение, потому что хотел, чтобы я знал: боль может быть похожа на проклятие, и в то же время можно обратить ее в дар.
— Он так сказал?
— Да. В нем есть что-то от хиппи, знаешь…
— Думаю, мне нужно выпить пива.
— Папа — утка.
— Не думаю, что он похож на нее.
— С утками все в порядке. Они оптимисты.
— А Кэрри?
— Что ты скажешь насчет газели?
— Брендан говорил тебе что-нибудь обо мне? — Я попыталась придать своему голосу непринужденность.
— Он сожалел, что сделал тебе больно.
— А…
— Так и было?
— Нет.
— И добавил, что ты слишком горда, чтобы признать это.
— Ты в порядке? — спросила еще с порога мама, открывая дверь.
У меня все было в порядке. Но от того, как она продолжала расспрашивать меня, от ее сочувствующего тона, у меня по коже поползли мурашки. И поскольку она продолжала расспрашивать, я все больше и больше осознавала, что должна отвечать ей. Сейчас уже недостаточно было ответить просто «прекрасно», потому что это звучало как защита. Я начала думать о том, что мог бы ответить человек, у которого все в порядке, и о том, как могу ответить я, чтобы искренне убедить маму в том, что нет никакой неловкости, потому что ее и правда не было, по крайней мере с моей стороны.
— У меня абсолютно все прекрасно, — сказала я. — С этим у меня нет никаких проблем.
Слишком много. Мама сразу же стала сочувствовать.
— Ты выглядишь восхитительно, Миранда, — сказала она.
Выглядела я хорошо, но это было хрупкое равновесие. Существует старинный прием на тот случай, когда вас покидают: на самом деле вас никто не бросал, и вы должны заставить себя выглядеть потрясающе, чтобы продемонстрировать человеку, оставившему вас, или тому, кто, по мнению окружающих, оставил вас, чего он лишается. Но это прием старинный, он известен всем, поэтому чрезмерные усилия в таких обстоятельствах могут закончиться тем, что выглядеть вы будете немного неестественно. С другой стороны, нельзя пойти и другим путем, создавая впечатление, что вы целый день пролежали в постели, рыдая и попивая приготовленный херес. Это было бы, наверное, легко, но исключалось; я должна была продумать, что можно надеть. Размышляя, я вернулась к последней встрече с друзьями (не считая Кэрри и Брендана) и решила надеть то, что было на мне тогда. К сожалению, оказалось, что это был девичник, поминки по старой подруге, и я надевала скромнейшее черное платье, которое совершенно не годилось для ленча у родителей в воскресенье. Но накануне той встречи я попала на случайную вечеринку в баре, на мне были джинсы, белая рубашка и новая хлопчатобумажная курточка с замшевым воротником, и это прекрасно годилось.
— У тебя такой привлекательный вид, — сказала моя мать, и это заставило меня подумать: кажется, что-то не так. — Все уже здесь. Кэрри выглядит блестяще. Я не хочу сказать… — Она смущенно взглянула на меня. — Пройдем?
— Трой здесь? — спросила я.
— Да. Кажется, что он чувствует себя хорошо. Меньше возбужден, почти в норме. Постучи по дереву, — добавила она и постучала по двери на счастье.
Выходит, что в семье Коттон все хорошо. Кэрри была счастлива. Я выглядела восхитительно. С Троем, видимо, все в порядке. Меня так и подмывало сделать что-нибудь, чтобы заявить свой протест, но сегодня был такой день, что я собиралась вести себя наилучшим образом. Солнце ярко светило, словно в честь этого события, и, хотя стоял октябрь, все были в длинном узком саду, расположенном позади дома. Все, кроме Троя, потому что ему было не по себе в любом обществе. Сначала его можно было увидеть рядом, потом он где-то растворялся, поднимался по лестнице, читал книгу или слушал музыку.
Хотя все было именно так, но маленький сад казался переполненным. Билл и Джуди также были здесь. Родители не сказали мне, что они пригласили моего босса. Итак, он тоже в курсе. Знайте: должно существовать другое слово для обозначения «быть в курсе того», что на самом деле не является правдой. Погода была настолько хорошей, что папа решил разжечь жаровню для барбекю. Его можно было увидеть в конце сада: он стоял над жаровней, перемешивал угли, вместе — в этом не могло быть никаких сомнений — с Бренданом. Оба они с огромным воодушевлением разговаривали, но были слишком далеко от меня, чтобы я могла услышать, о чем они говорят. Кэрри стояла с Джуди. Она была в поношенных черных брюках с пузырями на коленках и плотно облегающей розовой кофточке, выглядела она так же, как тогда в ресторане «Ла Табль»: счастливая, уверенная.
Я решила отбросить некоторые условности и подошла к Биллу, который казался самым нейтральным человеком в саду. Он дружески кивнул мне.
— Привет, Миранда, — сказал он. — Как дела?
Он подал мне со стола, который был рядом с ним, бутылку пива.
— Не слишком часто вижу тебя здесь, — сказала я.
— Марсия очень настаивала.
Я отпила глоточек пива и взглянула на заднюю стену родительского дома с узкой террасой, который был закрыт лесами.
— Что ты думаешь? — спросила я.
— Если бы его не перестраивали, он едва ли достоял бы до следующего года.
— Так плохо?
— Хуже некуда. Почти видно, как увеличивается трещина.
— Миранда, — сказал мой отец, внезапно появляясь со стороны, — как поживаешь?
