– К родителям заезжать не станешь, как я понимаю?
– Нет, конечно. Вы же знаете обстоятельства.
Естественно, я не могу принести к моим близким свою беду. И Игорь, опять же… Как объяснить, кто он такой? Немыслимо. А еще я боюсь, что расклеюсь там окончательно. А мне надо быть сильной.
Игорь ведет машину молча. Проехали мосты через Остров, а он все молчит как пень. Явно злится, а я не люблю такую напряженную атмосферу. И не выдерживаю, спрашиваю:
– Как считаешь, кто убил Нину?
– Понятия не имею.
– Игорь!
– Что?
– С чего ты такой?
– Какой – такой?
– Словно злишься.
– С чего бы мне злиться? Хотя нет, злюсь. Потому что я из кожи вон лезу, чтобы вытащить тебя из мутной, запутанной и опасной истории, а ты постоянно что-то скрываешь. Рустам прав – ты знаешь, в чем тут закавыка, но не говоришь.
– Это не так.
– Неужели? Рита, не надо считать других идиотами. То, что сейчас происходит, точно тянется из твоего прошлого. И люди, которые встречаются нам по мере расследования, так или иначе связаны именно с ним. Рита, скажи, что в твоем прошлом было такого? Что стоит за твоими сегодняшними неприятностями?
– Все действительно в прошлом, и никого, кроме меня, не осталось в живых.
– Вот как? Тогда расскажи мне.
– Игорь…
– Расскажи, черт подери!
Не могу. Я не могу пережить тот ужас еще раз.
– Я нашел человека, готового купить эмали. – Игорь нервно меряет шагами комнату. – Собственно, все получилось случайно. У отца был друг, Олег Петрович, тоже коллекционер. Они вместе работали. Я обратился к нему словно за оценкой, сказал, что нашел тайник отца.
– Может, не надо? Это точно безопасно?
– Я Олега Петровича знаю давно. Конечно, безопасно. – Игорь обнимает меня. – Не бойся, солнышко, все будет тип-топ.
Но меня терзают дурные предчувствия. После посещения бункера я совершенно не могу оставаться одна. Потому что сразу возникает чувство, будто кто-то стоит у меня за спиной и смотрит. Какая-то тень, которую вижу только боковым зрением. Но знаю, что если поверну голову и посмотрю прямо, то никого не увижу.
– Игорь, ты ничего странного не замечал?
– Ты имеешь в виду тот стук в окно? И шаги в тумане? – Игорь трет подбородок. – Уже два года они ходят за нами, малыш. Но ничего страшного, никакого вреда от них, только дискомфорт.
– Кто – они?
– Не знаю, малыш. Может, те, кто был там. Может, те, кого мы находили в земле.
– Глупость какая-то. Неужели ты в такое веришь?
– Я верю собственным глазам и ушам, доверяю своим ощущениям. Солнышко, давай потом подумаем, что с этим делать. Сейчас не до того.
– Кстати, ты Вальку давно видел?
– Позавчера.
– А я вчера. Он по-дурацки смеялся, пытался меня обнять и вообще был странный.
– Обнять? – Игорь враз отстранил меня. – Ты всерьез?
– Ну да. Я сама была удивлена. Но он был навеселе, так что, вполне возможно, просто дурачился.
– Не думаю. Терновой несколько раз пытался выяснить у меня, есть ли что-то между мной и тобой. То есть не сплю ли я с тобой. Конечно, я посылал его. Разговор всякий раз был вроде бы шутейный, но он, видимо, какие-то выводы сделал. Придется поговорить с ним более предметно.
– Да брось, не хватало еще тебе подраться с ним из-за меня. Слушай, те деньги, которые ты мне дал… Может, у себя подержишь? Не дай бог, мама найдет. Я боюсь даже подумать, что тогда будет.
– А где ты их прячешь?
– Ой, не спрашивай… Запихала внутрь кукол и на шкаф их высадила.
– Хорошо придумала. А мои – вот.
Игорь отодвигает подоконник. Под ним открывается углубление, где лежат деньги, золотые монеты и овальные портреты, которые он называет эмалями.
– Зачем ты мне показываешь?
– Если со мной, не дай бог, конечно, что-то случится, заберешь все это себе. Пообещай мне!
– Что может случиться?
– Да мало ли… Например, пойду завтра по улице, и собьет машина. Нет, нет, не надо плакать, со мной ничего не случится. Но я хочу, чтобы ты знала. Просто не люблю таиться от тебя.
Два года назад мы продали китель с фуражкой и первые вещи из раскопов. С тех пор Игорь оброс знакомыми, однако не такими, чтобы предложить им драгоценности. Теперь наш общий капитал, включая деньги, которые мы нашли под двойным дном шкатулки, лежавшей в рюкзаке майора Круглова, составляет сумму, на которую мы могли бы безбедно жить, ни в чем себе не отказывая. Именно – могли бы. Но пока не можем, ведь это привлечет внимание. Осталось подождать еще два года.
– Игорь, а пускай бы портреты еще полежали, а? Ну, зачем нам деньги?
– Дело не в деньгах. Нужны связи, чтобы потом не обращаться с вопросами к каким попало людям. Эмали и драгоценности интересны серьезным коллекционерам, а многие из них занимают большие должности в разных структурах, в том числе в органах и в мире криминала. Это очень узкий круг.
– Я еще понимаю – украшения… Но фашистский хлам им зачем? Такие деньги отдают…
– Конечно, Ань, ты же из очень простой семьи, твои родители обычные люди. Хорошие, но простые. А на нашем городке мир не заканчивается. Подожди, вот поженимся, уедем отсюда, тогда будем жить как хотим и ты многое поймешь сама.
– Звучит отлично.
Я ему верю, но представить себе все то, о чем он говорит, не могу. За всю свою жизнь я видела только Суходольск и деревню Телехово, вот и не знаю ничего иного. Но наверняка где-то за горизонтом есть другая жизнь. И мне очень хочется уехать туда вместе с Игорем. Главное, чтобы больше не нужно было скрывать ни мыслей, ни поступков.
– И когда ты собираешься встретиться с Олегом Петровичем?
– Прямо сейчас.
– Здесь?
– Да. А ты спрячешься в шкаф и будешь сидеть тихо, как мышка.
– Зачем?
– Так интересней. – Игорь смеется. – Я хочу, чтобы ты была здесь, но не хочу, чтобы он тебя видел. А пока у нас есть время заняться чем-нибудь более приятным.
Мне немного смешно.
– Так ты для этого меня позвал?
– И для этого тоже. – Он обнимает меня, вдыхая запах моих волос. – Два года, малыш. Надо ждать целых два года. Так долго…
Раздается звонок в дверь, громкий и тревожный. Но мы ждали его. Я быстро занимаю свой наблюдательный пункт внутри большого шкафа, оставив узенькую щель, чтобы видеть происходящее.
– Мне очень любопытно, – говорит мужчина, входя в комнату. – Если эмали, о которых ты говорил, стоят внимания, я сам куплю их у тебя. И не волнуйся, не поскуплюсь.
