Судя по всему, Хольдену не до нас. Запертые в подвальном переходе между конюшней и домом, в комнате без окон, мы долгое время остаемся одни, словно о нашем существовании напрочь забыли. Элла расслабляется и дает волю слезам. Я не мешаю ей, но с растущим нетерпением жду, когда девочка выплачется и можно будет расспросить ее о случившемся. Ну а пока не помешает оглядеться на новом месте. Забранная решеткой голая лампочка тускло освещает помещение, где кроме нас с Эллой находятся лишь ведро и раковина. В подвале царит гнетущая тишина.
Все еще шмыгая носом, Элла приступает к рассказу:
— Мы спали, когда они ворвались в дом. Дональд и Даниэль здорово дрались, а потом один бандит приставил мне пистолет вот сюда, — она касается виска, и лицо ее болезненно передергивается. — А потом они меня схватили и побежали. Я видела Айрис. Она лежала на земле и плакала, ночная рубашка у нее была вся в крови. Меня затолкали в машину и увезли, а потом пересадили в другую машину, где были эти трое.
— Постой. Сколько человек ворвалось в дом?
— Четверо. Двое бородатых, а остальные небритые, как Даниэль. Они все время ругались и кричали. На меня поначалу почти не обращали внимания, пока не пересадили в большой черный автомобиль. Ну а там этот вонючий страшила сразу ухватил меня за волосы. Он все допытывался, где ты, а потом от меня отстали и начали совещаться.
— Не помнишь, о чем они говорили?
— Помню. Все время про какого-то Нелла — это, наверное, маленький мальчик. Вроде бы они догадались, где его прячут, но когда туда заявились, в доме никого не оказалось, нашли только труп… У озера мы с Айрис иногда слушали радио, и там тоже говорили про этого «Ю». Ну вот, этого человека в доме, где прятался Нелл, тоже убил «Ю», он оставил какой-то знак… И еще они говорили про человека, которого зовут Джиллан.
— Ну что ж, все это очень интересно. А теперь скажи, как ты себя чувствуешь?
Элла улыбается.
— Не задавай дурацких вопросов!.. Как ты думаешь, Даниэль освободит нас?
— Он наверняка бы уже это сделал, если бы знал, где мы находимся, — с кислой улыбкой отвечаю я. — Но вряд ли он предполагает, что нас с тобой упрятали в заколдованном замке.
Подойдя к раковине, плещу в лицо холодной водой. Мне бы ломать голову над тем, как отсюда выбраться, а я обдумываю сведения, сообщенные Эллой. Итак, после моего отъезда Хон Джиллан нагрянул туда, где прятали Нелла. Его застукал таинственный «Ю» и, порешив налетчика, исчез, прихватив с собой ребенка. Странно, однако… Как этот «Ю» узнал про Нелла и вообще откуда он все знает?! Ясно одно: это человек из моего окружения, но кто — хоть убей, не догадаться. Дональд и Даниэль, бесспорно, выпадают из списка подозреваемых.
Волей-неволей мысли мои переключаются на друзей. Неужели Айрис ранена? Наверняка сейчас Дональд и Даниэль, вне себя от ярости и отчаяния, мечутся в поисках Эллы. Меня, может, и не хватились, ведь я слиняла потихоньку, пока все спали. И тут меня пронзает чудовищная мысль: что, если они решат, будто я сбежала в страхе перед налетчиками и бросила их в беде?!
Словом, надо во что бы то ни стало выбраться отсюда. Но, принимая во внимание нашу темницу, этот логический вывод настолько абсурден, что вызывает лишь нервный смех. Элла удивленно вскидывает на меня глаза, после чего, следуя моему примеру, умывает заплаканное личико, вытирается подолом короткой ночной рубашонки и опускается на корточки.
Порядка ради обследую дверь — просто так, по укоренившейся привычке. Если бы мне удалось ее открыть, сама была бы крайне удивлена. Понятное дело, такой радости мне никто не доставил. Тогда я пристраиваюсь возле Эллы и завожу с ней светскую беседу о Сабе, о Даниэле, о школе и о погоде. А что еще нам остается делать?
Элла погружается в сон. Оно и к лучшему — может, забудет про голод. С чувством стыда смотрю я на спящую девочку. Ей зябко в коротенькой рубашонке, весь день она ничего не ела, а я не только не могу вызволить ее отсюда, но не в силах разрешить даже эти мелкие бытовые проблемы. Вряд ли ее утешило бы, знай она, что мне тоже холодно и голодно.
Оказывается, кое-кто здесь умеет читать мысли. Распахивается дверь, и в камеру вваливается горилла. Грохнув к моим ногам поднос с едой и одарив меня мерзкой ухмылкой, он показывает спину. Хотелось бы знать, чего это он так веселится… Впрочем, я тотчас спохватываюсь, что недолго мне пребывать в неведении.
Дверь захлопывается, и это будит Эллу. Чуть погодя она подползает ко мне, и мы вместе исследуем содержимое подноса. В парадной столовой особняка наверняка на ужин подавали не хлеб с дешевой колбасой, но голод не тетка. Куснув раз-другой, я отваливаюсь от подноса. Элла тоже быстро утоляет голод, запивая еду водой из горсти, после чего снова устраивается в своем уголке.
Снова открывается дверь, входит Эзио в сопровождении того подлеца, который в машине вырывал волосы у Эллы. Я исподтишка примериваюсь к ним: здесь места хватает, так что я могла бы побрыкаться. Конечно, добром это для меня не кончится, но по крайней мере послужит утешением, что не такая уж я покорная овечка.
«Вонючий страшила» устремляется к Элле и, дернув за волосы, рывком ставит на ноги; при этом он косится на меня, наблюдаю ли я за сценой. Убедившись, что зрители в сборе, отвешивает девочке затрещину.
Я вскакиваю на ноги, но Эзио хватает меня за плечо и нацеливает свой пудовый кулачище мне в ухо. Рывок в сторону — и удар приходится в шею, а я, не раздумывая, бью его коленом в пах. Эзио складывается вдвое, его напарник швыряет Эллу на пол и, злобно ощерясь, бросается на меня. Он получает тот же подарок, что и Эзио, но это лишь усугубляет мое незавидное положение. Разъяренные болью, оба набрасываются на меня, обрабатывают в четыре кулака, валят на пол. Лицо мое разбито в кровь, легким не продохнуть, непереваренный ужин вылетает обратно.
Тут они останавливаются. Я постепенно прихожу в себя, зализываю раны и утешаюсь злорадной мыслью, что, несмотря на неравенство сил, истязателям тоже изрядно перепало.
— Где Нелл? — рычит Эзио.
По целому ряду причин я не могу ответить на этот вопрос. Бравые парни вновь берут меня в оборот, но на сей раз стараются гладить по шерсти; видать, я нужна им живая. Когда я уже не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, бандиты уходят, оставляя меня валяться на полу. Дверь захлопывается.
Я лежу на полу, по крохам копя силы, хотя не знаю, пригодятся ли они мне. Элла выглядит скверно, однако держится поразительным образом: я не слышу от нее ни единой жалобы. На щеке ее расплылся здоровенный синяк. Я вздрагиваю от неожиданности, когда девочка вдруг произносит:
