Жена Барышева смотрела на него с ненавистью, которую трудно было в ней заподозрить…
– Я твою рожу подлую хорошо разглядела! И этого дружка твоего, который в Сергея стрелял! Его-то уже поймали, а тебя мы вот сейчас скрутим и сдадим куда надо! – Рыжая бросилась на него, вцепилась в руку и даже, кажется, укусила, потому что запястье пронзила острая боль.
Если сейчас расшвырять этих баб, то он еще успеет уйти. Песков дернулся, но Надежда оказалась неожиданно сильной, она висела на нем всем своим немаленьким весом, пытаясь заломить ему руку. Подскочила Ольга и с размаху нанесла довольно умелый удар в челюсть. Перед глазами поплыли радужные круги.
Да лучше сдохнуть, чем его бабы скрутят!
Песков в бешенстве дернулся, ударил ногой Ольгу в живот, та отлетела в угол, ударилась головой и потеряла сознание. Надежда, как бультерьер с мертвой хваткой, не отставала. Она зубами вцепилась ему в предплечье, Песков заорал от боли.
– Кухарки! Быдло несчастное! Всю вашу породу ненавижу! Все кругом заполонили! Дышать нечем!
Он потянулся к бронзовому орлу на столе – глупой статуэтке, которую подарили ему на какой-то праздник. Если раскроить им эту рыжую голову, то путь к свободе будет открыт…
Он дотянулся до статуэтки, схватил ее, замахнулся. Где-то далеко закричала барышевская жена. Пусть кричит, им все равно обеим конец.
И тогда у него будут деньги, свобода, новая жизнь…
Паша успел в последний момент.
Еще доля секунды – и бронзовый орел опустился бы на голову Нади.
Самойлов налетел на Пескова сзади, заломил руку и дал ему два коротких удара под дых. Песков завалился на бок и завыл.
Слабак оказался злодей – даже не попытался отбиться. СОБРу, собственно, и работы никакой не осталось. Ребята с автоматами выстроились вдоль стены и под масками наверняка улыбались.
– В чем дело? Какое вы имеете право? – ныл Песков, корчась в углу.
– Имеем, имеем, – успокоил его Паша.
– У вас есть санкция? Я требую адвоката! – Песков, держась за живот, сел и покосился на кейс, стоявший возле сейфа.
– Ты смотри! Грамотный! – восхитился Крайнов и открыл кейс. Там плотными рядами были утрамбованы пачки евро. Саня присвистнул.
– Гражданин Песков, вы арестованы по подозрению в организации покушения на главу компании «Стройком» Барышева, – объявил Паша.
– А еще в планомерном и злостном хищении денежных средств со счетов компании. Ну, это вам на Петровке лучше объяснят, гражданин Песков, – лучезарно улыбнулся Крайнов.
Тот зажмурился, отвернулся к стене и заскулил, как собака.
Надя помогла подруге подняться.
– Жива? – спросила она, ощупав Ольге затылок. – Сотрясение, ерунда. Когда Пашка меня на машине сбил, у меня вообще полголовы осталось. И ничего…
Она подвела Ольгу к Самойлову и гордо сказала:
– А это – Паша. Видишь, какой! Прям герой!
Самойлов очень смутился, когда Ольга пожала ему руку, а Надя поцеловала в щеку.
А собровцы точно улыбались под своими масками…
* * *
Парень с обожженной щекой больше не появлялся, хотя Дарья весь вечер прождала его в дешевой забегаловке для рабочего люда.
А она так хотела сказать ему, что метла – отличное средство передвижения! Забавное, стремительное и денег не стоит. Наверное, и хорошо, что не сказала – он бы опять ляпнул что-нибудь, над чем пришлось бы мучительно размышлять…
В общем, она вычеркнула из жизни этого парня и свои ночные пляски.
Она вычеркнула из жизни слезы в подушку и мысли о совести.
К черту.
Свою войну она проиграла. Где, когда допустила ошибку – разбираться не хочется.
Пусть подавятся их любовью, успешностью и благородством.
Она умеет проигрывать.
Утром Дарья достала из шкафа припрятанную пачку денег и пришла к Грозовскому.
Не постучавшись, дверь открыла ногой.
Дима посмотрел на нее холодно и вопросительно, будто знал, что она собирается сказать.
– Вот. – Дарья бросила перед ним пакет. – Нашла. Случайно.
– И что это такое? – спросил он, хотя отлично знал, что это.
– Похоже, деньги. Деньги, которые пропали. Вместе с Надеждой.
– И где же ты их нашла?
– Там. – Дарья сделала неопределенный жест в воздухе. – Среди бумаг завалялись. Представь.
– А ведь это твоих рук дело, да? – спросил Грозовский спокойно, будто это не было для него открытием. – Твоя работа?
Дарья с усмешкой посмотрела ему в глаза.
– Бред!
Подавитесь своей любовью…
– Да? Я так не думаю.
…Своей успешностью и благородством.
– Это твоя проблема, Димочка.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Пожалуй. А впрочем… Впрочем, я еще зашла к тебе сообщить… Что увольняюсь.
– Вот как?
– Ага. Привет передавай своей…
Даша развернулась и вышла из кабинета.
В коридоре к ней подбежала Катя.
– Даш, ты просила эскизы отксерить. Вот, десять копий, хватит?
Даша взяла эскизы и, веером подбросив их вверх, быстрым шагом ушла из агентства.
На улице ее поджидал парень с обожженной щекой. На том самом месте, где она впервые поймала его «Жигули».
Дарья остановилась, закурила и сделала ему знак рукой – уезжай!
Парень пожал плечами и пошел к машине, но не к раздолбанным «Жигулям», а к тонированному «Гелендвагену» AMG 500. Повернулся к ней правым красивым профилем, звякнул сигнализацией, сел за руль.
Дарья отбросила сигарету и побежала к нему.
– Давно хотела тебе сказать, метла – отличное средство передвижения, но неудобное, – заявила она, усаживаясь на пассажирское сиденье шикарного гиганта.
– Тетя Надя! – Машка и Мишка повисли на Наде, разорвав костюм по самодельному шву на спине.
Надя обняла детей, сграбастала в охапку обоих и расцеловала.
– Ну, что, мелкота! Соскучились? Ах, вы мои зяблики!
По лестнице спустилась няня, уставилась на Надю с ужасом, потом посмотрела на Ольгу тоже с неописуемым ужасом: все? Я уволена?
Ольга усмехнулась, а Надя не без торжества спросила:
– Может, хоть сейчас-то воды дашь? Пить хочу!
Няня помчалась на кухню, потеряв по дороге тапки и едва не упав на повороте.
Ольга и Надежда одновременно прыснули, захохотали, схватившись за животы.
– Ой, не могу, ты видела? – сквозь смех выдавила Надя.
– Пойдем, я тебя одену, а то страшно смотреть.
Ольга обняла ее и повела в спальню.
Ей подошел бежевый брючный костюм, молочная блузка и белые туфли-лодочки. Надя хотела еще повязать оранжевый шейный платок, но Ольга сказала, что он «из другой оперы».
– Ну как он мог, вот скажи мне, как он мог?! – вопрошала Надежда, крутясь перед зеркалом. – И презентация эта! Век не забуду… И дядьку с теткой моих обидел. Это же выходит, он меня ни во что, понимаешь, ни во что не ставит!
