– Больше я не причиню тебе боли, дорогая. Ты, Миранда и Тристан… вы всегда будете знать, где меня найти. А если понадоблюсь, то немедленно приеду – только позови.
– Да, знаю.
Гарет взглянул на небо.
– Пора возвращаться. Я хочу выехать еще до полудня.
Софи, подавив рыдания, развернулась, и они рука об руку пошли обратно к гостинице.
Тристан метался по гостиничной комнате, то и дело останавливаясь у окна, выходившего на улицу. После того как Гарет снова обнаружил их в постели, Софи вскочила и, не обращая внимания на больную руку, позвала горничную и приказала одеть ее как можно скорее. После чего, даже не оглянувшись, поспешила к двери.
Тристан в очередной раз остановился у окна и увидел несколько пешеходов, громыхавший по мостовой пыльный экипаж – но ни Софи, ни Гарета. Взяв плащ, он спустился вниз, открыл дверь – и в лицо ему ударил ветерок, напоенный ароматом цветов. Но не роз, а чего-то вроде душистых трав.
Тристан вышел и оглядел улицу. Мимо проходили люди в унылой чесучовой и шерстяной одежде. По их лицам струился пот. Мимо проезжали экипажи и повозки. Лошади тяжело дышали, мулы мерно покачивали головами. Солнце припекало все сильнее, и в воздухе пахло дождем.
И тут он увидел их. Софи словно осветила всю улицу; ее красота, природная грация и элегантность поражали каждого встречного, так что многие оглядывались на нее. Но она, казалось, ничего не замечала, величественная даже в простеньком белом муслиновом платье. Тристан вспомнил, как Софи – прекрасная, разъяренная, в окровавленной одежде – целилась в Фиска из пистолета. А затем хладнокровно спустила курок…
Она была самой могучей силой, которую он, Тристан, когда-либо знал. А когда Софи подарила ему себя – на свете не стало человека более счастливого, чем он.
А рядом с ней стоял Гарет – златоглавый и огромный как лев. И конечно же, он тоже привлекал к себе внимание. При виде этой пары каждый бросал свои дела – и просто стоял и глазел.
Она обнимала его одной рукой, и ее голова лежала у него на плече.
«Борись за нее! Не позволяй ему вновь ею завладеть!» – мысленно приказал себе Тристан. Он выступил вперед, но они не видели его, – обнявшись, поцеловались. Прилюдно!
Тристан, едва не застонав от боли, невольно сжал кулаки; он знал, что они спали вместе и жили как муж и жена, но видеть нежность их поцелуя – совсем другое дело.
В груди Тристана закипела ярость, и он с изумлением подумал: «Так вот что испытывал Гарет, когда застал нас в постели! Но если так… Какое чудо, что мы с ним до сих пор живы!»
Вцепившись в колонну, он наблюдал за ними. И тут они наконец-то отступили друг от друга и о чем-то поговорили. После чего, поцеловав Гарета в щеку, Софи поспешила по тропинке, ведущей к конюшне, а Гарет… Он повернулся к нему, Тристану, и приблизился с бесконечной печалью в голубых глазах. Потом порывисто привлек его к себе и обнял. Так же быстро отступив, проговорил:
– Она захотела немного посидеть у реки. Совсем одна. Но все же тебе лучше пойти к ней. – Гарет направился к двери, но тут же, обернувшись, добавил: – Ты ей нужен, Тристан. – Не сказав больше ни слова, он скрылся за дверью.
Тристан вскоре нашел Софи на берегу реки, за конюшней гостиницы. Услышав его шаги, она повернулась к нему, и он увидел, что она плакала. Тристан лишь однажды видел ее плачущей – очень давно, когда сэр Томас сообщил, что Гарет пропал без вести.
– Софи…
Она грустно улыбнулась, а он спросил:
– Можно присесть?
Она кивнула:
– Да, конечно.
Тристан уселся на траву и стал смотреть на воду. Прозрачные струи скользили по камням на дне реки, сверкая на солнце миллионами крохотных бриллиантов.
Какое-то время царило молчание.
– Я никуда не уеду, – сказал он наконец с некоторым вызовом в интонациях. – На этот раз я не оставлю тебя. Уже никогда.
Кулачок Софи, лежавший у нее на коленях, развернулся, как цветок под лучами солнца. Она протянула ему руку и тихо сказала:
– Разумеется, ты никуда не уедешь. – Глаза ее вновь наполнились слезами. – Уедет Гарет. В погоню за Фиском и Бекки. И он не вернется.
До Тристана не сразу дошел смысл ее слов. Наконец он все понял и, взяв ее за руку, спросил:
– А ты этого хочешь?
Крупные капли блестели на ее ресницах.
– Да, хочу, – ответила она. – Но я люблю его. По-прежнему.
Тристан осторожно усадил ее себе на колени, и Софи тут же прильнула к нему. Он гладил ее по волосам и сцеловывал слезы с ее щек – хоть и соленые, но такие же прекрасные, как и она сама.
Он знал: она любила Гарета, но любила и его, Тристана, поэтому он мог с этим смириться.
– Знаю, любимая, знаю… Я тоже его люблю.
– Я буду по нему скучать.
– И я тоже, Софи.
Она обняла его здоровой рукой и прошептала:
– Но, Тристан, именно тебя я хочу. Хочу так сильно, что с трудом выносила разлуку все это время. Я больше не смогу жить без тебя.
– А Гарет это знает?
– Да, знает. Именно поэтому я должна была поговорить с ним. Попрощаться.
Тристан прижал ее к себе, и его мужская плоть тотчас же отвердела. Почувствовав это, Софи со стоном пробормотала:
– Я была несправедлива к тебе, любимый. Не хотела ранить, но оттолкнула, потому что была сбита с толку и разрывалась между вами. Я не хотела обидеть и его. Люблю вас обоих, но… – Она осеклась.
– Но что? Говори же. – Он должен был это услышать. Хотя бы раз. Только сегодня. И больше он никогда не станет допытываться.
– Ты… ты половинка моей души, Тристан. Вместе мы с тобой единое целое. Именно с тобой я хочу провести всю жизнь. Не с Гаретом.
По щекам Софи снова покатились слезы, и он, целуя ее, слизывал их с лица любимой. А она еще крепче к нему прижалась и тихо прошептала:
– С тобой я самая счастливая на свете. Ты нужен мне, Тристан.
– А ты нужна мне, Софи, – пробормотал он. – Ты половинка моей души, и только с тобой я чувствую себя цельным.
Он обнимал ее, думая о них с Софи, о Гэри и о Миранде. Все они снова стали одной семьей, как и прежде. Но теперь все станет еще лучше, потому что Гарет был жив. Да, теперь они снова будут счастливы и даже станут еще счастливее, чем прежде.
Он поцеловал Софи в лоб и пробормотал:
– Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Их руки встретились у подола ее платья, и оба подняли его повыше, обнажая колени. Тристан уложил Софи на траву. В этом месте их невозможно было увидеть из гостиницы и конюшни, потому что берег был довольно крутым. Но их мог увидеть тот, кто вышел на прогулку. Впрочем, Тристану было все равно и, судя по тому, с какой готовностью Софи подалась ему навстречу, ей – тоже.
