– Виктор, да ты сумасшедший! Ты хоть сам понимаешь, что ты натворил? Ты убил двух человек! Своего армейского друга и сослуживца!
– Я прикончил их за дело. Какие деньги у инвалида? Мне семью нечем кормить, а они хотят денег! Инвалидам нужно давать, а не забирать последний кусок.
– Если тебе нечем кормить семью, то зачем ты все это устроил? Зачем такой шик, к чему?!
– Затем, что теперь я решил убить тебя. Я хотел тебе устроить роскошные похороны прямо на море. Поверь мне, твой Роман поскупился бы на такое торжество в честь дня твоей кончины.
– Но ведь ты любил меня, любил! Ты сам говорил мне, что все это делал только потому, что я тебе дорога!
– Да, это так. Я боролся за свою любовь. Я любил тебя даже тогда, когда ты наставляла мне огромные ветвистые рога.
– Прекрати!
– А что, разве я не прав? Как только ты связалась с этим кобелем, из неземной женщины ты превратилась для меня в обыкновенную шлюху. Но я любил и шлюху…
– Хватит!
– Дорогая, не бойся смотреть правде в лицо. Я любил тебя разной, но только…
– Продолжай!
– Только после того, как я сел в инвалидное кресло, я тебя возненавидел. Ты не представляешь, как я тебя возненавидел. Особенно когда ты забывала про поднос и ставила тарелку горячего супа прямо мне на колени, и только когда я обжигался и громко на тебя кричал, ты просила прощения и приносила злосчастный поднос. Я ненавидел тебя, когда ты выносила за мной полное судно. Не скрывая, морщилась, показывая, что сейчас тебя вырвет. Я презирал тебя за то, что, когда ты ставила уколы мне в ногу, ты делала их как можно больнее и зачастую забывала смочить ватку в спирте. Ты вытирала мои синие от холода ноги ледяным полотенцем только потому, что ленилась поставить на плитку ведро воды. Я все это видел, Ева. Я чувствовал, как ты ко мне относишься и сколько хлопот я тебе доставляю. И я тебя возненавидел. Ты даже не представляешь, какое я чувствую к тебе отвращение. – Виктор опустил одну руку, а второй достал пистолет. – Ева, я тебя очень сильно любил, а теперь я так же люто ненавижу. Из-за тебя вся моя жизнь пошла не так, а ведь она могла сложиться совсем по-другому!
– И моя тоже, – прошептала я. – Где Роман?
– Там же, где и эти двое. Марк убил его в ту же ночь. Только где он его захоронил, не имею чести знать. Это известно только самому Марку, и эту тайну он никому уже не сможет рассказать. Да тебе это уже совсем не нужно, потому что тебе не приходить на его захоронение и не класть на его бугорок цветы.
– Витя, какая же ты сволочь. Какая сволочь… Это ты убил Романа! Ты!
– Повторяю, Романа убил не я, а Марк.
– Но ведь он убил его твоими руками! Как ты мог! Как же ты мог!
– Это ты всех убила! Во всем виновата ты! Если бы ты не увлеклась другим мужчиной, то ничего бы не произошло! Ничего!!! Ты страшная женщина, Ева! Ты приносишь боль, потери и разочарование!
Яхту страшно шатнуло, и пистолет Виктора упал в море. Виктор схватился за доски двумя руками и прокричал:
– Хрен с ним, с этим пистолетом! Я хочу, чтобы мы умерли вместе!
– Нет!!!
– Да, дорогая! Да!
Виктор отцепился от досок, сжал меня так, что мои пальцы тут же ослабли, и мы клубком покатились по палубе.
– Я хочу, чтобы ты знала, что я лучше Романа! Он бы никогда не смог с тобой так умереть! У него кишка тонка! Ева, я лучше! Я лучше!!!
Я попыталась вырваться, но Виктор держал меня мертвой хваткой. Когда мы подкатились к бортику, он стал толкать меня вниз, и я поняла, что он хочет выброситься вместе со мной. Вода заливала лицо, а я уже не кричала, потому что кричать было бесполезно. Мы друг друга не слышали. От страха и бессилия у меня началась страшная истерика, и я принялась бить толкающего меня в воду Виктора руками прямо по голове.
Внезапно что-то треснуло, и мужу удалось скинуть нас в море. В воде я все же смогла оттолкнуть его от себя, ударив со всего размаха, и немного отплыть. Виктор отчаянно закричал, сделал попытку догнать меня, но тело не слушалось его, и он сразу пошел на дно.
– Витя! Виктор! – прокричала я в пустоту, но молчание было мне ответом.
Я с ужасом наблюдала за тем, как мачта легла на поверхность моря, громко рыдала и читала молитву. Яхта беспомощно болталась на волнах. Когда я в очередной раз выплыла из-под накрывшего меня гребня воды, я заметила спасательный круг и поплыла к нему. Когда волна накрывала меня с головой, я громко вскрикивала, а когда расступалась, я все дальше удалялась от яхты и пробиралась к спасательному кругу. В тот момент я верила, что от этого спасательного круга зависит моя жизнь, хотя понимала, что спасательный круг – это еще не долгожданный берег. Судороги сводили мне ноги, но я терпела. Я очень хотела жить. Добравшись до спасательного круга, я ухватилась за него мертвой хваткой. Неожиданно шторм начал стихать…
Через час должно пробить ровно двенадцать. За праздничным столом трое. Я, мама и моя дочь. Мы собрались, чтобы встретить Новый год в тихом семейному кругу, по-домашнему. Громко работает телевизор, выступают с поздравлениями известные люди. Дочка бегает вокруг наряженной елки и изводит всех вопросами, где живет Дед Мороз и почему он к нам не приехал? Я в чёрном вечернем платье подхожу к окну, смотрю на заснеженную улицу и грустно улыбаюсь. Мама была против черного платья, но после того, как я стала вдовой, я разлюбила яркие цвета. Я понимаю, что нельзя жить в вечном трауре, но не могу с собой ничего поделать.
За окном валит белый пушистый снег, а вся улица горит разноцветными огоньками.
Я вспоминаю… После того как успокоился шторм, меня подобрала какая-то яхта. Я долгое время пыталась прийти в себя и научиться жить, не думая о прошлом. Я чувствовала себя во всем виноватой. Я всегда читала молитву, когда видела лица счастливых людей и желала им счастья. Мне казалось, что это я убила Романа, и не только Романа. Виктора тоже.
За заиндевевшим окошком, горланя песни, подвыпившие люди ждут наступления Нового года. Я тихонько молюсь. На днях я позвонила Лене, чтобы спросить, не нужно ли ей чем-нибудь помочь. Но вместо Лены к телефону подошел незнакомый мужчина и представился ее будущим мужем. Лена не захотела со мной разговаривать и имела на это полное право. Я кусаю губы до крови и хочу, чтобы у нее все было хорошо, судьба должна быть к ней благосклонна.
Моя милая мамочка просит, чтобы я прекратила жить только прошлым и смотрела в будущее. Я стараюсь, но у меня плохо получается. Я живу одним днем, а по-другому жить пока не умею. С ТЕМ, кого я люблю, меня связывает память, которую я никогда не смогу предать, чего бы мне это ни стоило. Когда я думаю о НЕМ, в моей душе нет снега, а только поздняя осень с моросящим дождем, как в день нашей встречи. И эта осень грустная и печальная, щемящая душу и вызывающая ностальгическую улыбку.
