Сердце остановилось. Время остановилось.
Спихнув с себя железный ящик, Лидия перекатилась на бок и задом сползла с асфальта в сугроб. Живот и колени моментально намокли, кожу словно обожгло ледяным холодом, и почему-то до ужаса стало жалко новую итальянскую дубленку, которую теперь придется чистить.
Раздался еще один хлопок. В двух шагах от нее монитор всхлипнул и превратился в холмик пластмассовой и стеклянной пыли. Лидия прикрыла лицо локтем. На кожаную спину итальянской дубленки с глухим стуком посыпались осколки.
Черт, почему она не взяла из машины пистолет?!
Грохнул еще один выстрел, кто-то коротко вскрикнул, и все прекратилось. Лидия знала совершенно точно — больше стрелять не будут.
— Егор, — приподнявшись из лужи, позвала она. Ей казалось, что ее вот-вот стошнит. Ее непременно стошнит, если она произнесет еще хоть слово. — Егор…
— Я здесь. — Он выступил из мрака, нащупал ее голову и за волосы поднял на колени. — Ты жива? Цела? Ранена?
Он быстро осмотрел ее и разжал руки. Она села обратно в снег, как кукла.
— Вставай.
— Она видела, как он сунул пистолет за ремень.
— Вставай, я сказал.
В глазах у нее было темно, она встала на четвереньки и выбралась из лужи на асфальт.
— Вставай! — Он дернул ее вверх. — Быстрее, уходить надо!..
Она хотела сказать, что в нее еще никогда не стреляли, но не смогла заговорить.
— Сюда! — Шубин толкнул ее вперед и вбок, наклонился и поднял системный блок, который она отпихнула от себя, когда упала.
Откуда-то справа раздался странный звук, как будто мяукнула кошка. Лидия посмотрела туда, но сумела разглядеть только темное пятно на снегу.
— Послушай, — тяжело дыша, сказал Шубин, наклонившись к пятну, — тебе тоже надо уходить. Через две минуты здесь будут менты. Убивать тебя я не буду. Уходи, если можешь. Понял?
— Да, — задыхаясь, просипело пятно. Ногой Шубин далеко в кусты отшвырнул чужой пистолет и, толкая перед собой Лидию так, что она чуть не падала, бросился к машине.
— Быстрей, быстрей! — повторял он, на ходу доставая ключи.
Мигнули огни, Шубин дернул дверь, чуть не сорвав ее с петель, впихнул Лидию, швырнул компьютер и сел сам. Колеса злобно взвизгнули, нащупывая твердую землю, джип рванулся с места так, что Лидию бросило назад. Шубин выкрутил руль, Лидия схватилась за ручку двери, уверенная, что ее сейчас выбросит наружу, но машина выправилась и тут же кинулась в следующий поворот.
Какие-то дворы, дворы, тупики, кирпичные облупившиеся стены и помойки. Фары выхватывают из тьмы страшные куски ночи, как в кошмаре.
— Пристегнись!
Джип подпрыгнул, приземлился, из-под колес двумя выгнутыми веерами разлетелась неизвестно откуда взявшаяся в такой холод вода. Снова поворот, потом асфальт.
Это уже Маросейка.
“Господи, как странно! В нас только что стреляли. Стреляли и чуть не убили, и мы спасаемся и не знаем, спасемся ли, а на Маросейке все как всегда: фонари, вывески, рекламы ресторанчиков…”
Джип пролетел Маросейку. Поворот. Шубин заглушил двигатель.
Сердце как будто снова остановилось.
— Что?
— Вот они, — сказал Шубин и кивнул в сторону Маросейки. — Я же говорил — через две минуты.
Лидия посмотрела. Сначала зазвучали всхлипы сирены, все ближе и ближе, потом надвинулось мелькание мигалки, на миг осветившее приборную доску и руки Егора Шубина.
Звук увеличивался, приближался, разрастался над тихой ночной Маросейкой. Лидия втянула голову в плечи.
Звук сломался совеем рядом с ними. А возобновился уже далеко.
— Твою мать!.. — выругался Шубин и закурил. — Хочешь сигарету?
— Тебя не убили? — спросила Лидия и потрогала его за руку. — А?
— Нет, — ответил он, — не убили. Сильно испугалась?
— Нет, — сказала она, подумав, — не успела.
— Он стрелял в тебя, а попал в компьютер, — объяснил Шубин, затягиваясь. — Я собирался тебя защищать, а на самом деле тебя защитил компьютер. Он не знал, что ты понесешь компьютер, а в голову стрелять не решился — темно все-таки.
У него был странный голос, и Лидия моментально позабыла о собственном страхе.
— Егор, ты ни в чем не виноват.
— Я никогда и ни в чем не бываю виноват, — сказал он непонятно. — А, дьявол… Поехали.
— А нас больше не будут убивать? — спросила Лидия, и ее опять затошнило.
— Сегодня нет, — ответил Шубин и выехал из подворотни.
В тепле и безопасности Лидию совершенно разморило. На нее напала неудержимая нервная зевота, с которой она никак не могла справиться. Шубину даже пришлось сказать ей:
— Закрой рот.
Но она все равно продолжала зевать.
Потом ее так затошнило, что она едва успела добежать до ближайшей ванной. Ее сильно трясло, и руки почти не слушались. Жаль, что рядом не было никакой Фрекен Бок, которая помогла бы Лидии открыть воду в ванне.
Несколько раз она пыталась включить воду и все не могла, потом села на пол и заплакала от всех пережитых потрясений и ненависти к себе.
— Не смей раскисать, — шептала она и колотила себя кулаком по бедру. — Никто не виноват в том, что ты такая дура. Никто. Самой нужно было соображать, а тебя ничего не интересовало, кроме известности и денег. Не смей!
Она могла приказывать себе сколько угодно. Слезы лились так, что водолазка промокла на груди, и не хотелось даже думать о том, что в конце концов придется встать, и выйти, и смотреть на людей, и пытаться заставить себя забыть о том, что кто-то хочет убить ее и уже чуть не убил.
Открылась дверь, Лидия даже не подняла голову. Сидеть, уткнувшись в колени, куда проще.
Успокоительно и ровно зашумела вода, над Лидиной головой произошло какое-то движение, и Шубин сказал мягко:
— Вставай, — и потянул ее вверх. — Вставай-вставай, нечего на полу сидеть…
Она прятала от него страшное, распухшее от слез и горя лицо, но он был сильнее.
— На! — Он сунул ей в руку крошечный, резко пахнущий стаканчик. От запаха ее чуть снова не вырвало. — Выпей, — приказал он, — полегчает.
Она залпом выпила, сморщилась и задышала ртом. Шубин стал расстегивать ее джинсы. Она смотрела на него сверху, и ей даже в голову не приходило, что она вполне может сама расстегнуть джинсы.
Он стянул их к лодыжкам и одну за другой вытащил ноги. Она покорно переступила. Он стащил носки и взялся за водолазку.
— Что ты делаешь? — вяло удивилась Лидия.
— Я хочу, чтобы ты полежала в ванне, — объяснил Шубин. — В одежде лежать неудобно.
— Подожди, — сказала она. — Я сама разденусь. Совершенно не стесняясь его и ни о чем не думая, она разделась и шагнула в ванну.
— Горячо, — пискнула она тонким голосом. Он прибавил холодной воды.
