Шелби тряхнула головой, рассыпая кругом мелкие водяные брызги, завернулась в полотенце и подняла голову к небесам, где уже поднимался на свой пост молодой месяц. Стемнело – пора в путь. Садовник ушел несколько часов назад; Лидия отпросилась с работы еще раньше, предварительно заверив Шелби, что судья до утра не вернется домой – у него какая-то встреча в Сан-Антонио. Оставшись одна, Шелби залезла в бассейн и там убивала время до сумерек – ибо всем известно, что темные дела куда удобнее вершить во мраке ночи.
Вытерев лицо, она взбежала по черной лестнице к себе в спальню, стащила с себя и бросила в раковину мокрый купальник, натянула лифчик и трусики, закрутила мокрые волосы в хвост и перехватила резинкой. Затем надела любимые черные джинсы, такую же футболку и кроссовки, в которых в Сиэтле бегала по утрам. Надела часы, рассовала по карманам бумажник, маленький фонарик, дубликаты ключей, сделанные в Куперсвилле, и побежала по лестнице вниз.
Задняя дверь, мощеная дорожка, «Кадиллак». Еще несколько секунд – и вот она уже мчится в город. Нетерпение подгоняло Шелби: казалось, другой возможности заглянуть в офис к отцу уже не представится.
Прошедшие два дня стали для нее сущей мукой. Назойливыми мухами лезли в мозг неприятные мысли. Как пробраться в отцовский офис? Как вести себя? Наконец, главный и самый сложный вопрос: как она ухитрилась снова влюбиться в Неваду Смита?
– Нет, все-таки ты идиотка, – объявила она вслух и включила радио.
Кабину наполнил нежный голос Лайлы Лаветт: «Знаю, ты не из Техаса, знаю, ты не из Техаса.»
– Вот именно! – подтвердила Шелби. – Я больше не из Техаса!
Но сама она понимала: это ложь. Как бы ни любила она холодное море и свежий солоноватый воздух Сиэтла, родина ее здесь, и часть души всегда останется в этих холмах, опаленных безжалостным солнцем, среди людей, которые умеют так жарко любить и так бескомпромиссно ненавидеть.
Нахмурившись, Шелби выключила радио. Нервы у нее и так натянуты, а тут еще и слова в песне словно специально подобраны так, чтобы посмеяться над ней и над ее с таким трудом завоеванной независимостью!
Она сама удивлялась, почему еще не сошла с ума. Почти две недели в Бэд-Лаке прошли напрасно: за десять дней Шелби ни на шаг не приблизилась к своей цели. Как она ни бьется, за какие ниточки ни хватается в тщетной надежде отыскать Элизабет – все впустую. Может быть, пора осуществить угрозу, сгоряча выкрикнутую отцу и Катрине, – отправиться прямиком в газеты, на телевидение, на радиостанции, нанять частных детективов – да не одного, а целую дюжину.
Куда угодно. Как угодно. Лишь бы найти Элизабет – и поскорее!
Она нажала кнопку, опускающую стекло. Стекло плавно поехало вниз, и в лицо ей дохнуло теплым вечерним ветром. Впереди замерцали призрачные голубоватые огни – приближался центр города.
Как ни снедало Шелби нетерпение, в эти два дня она не сидела без дела: позвонила агенту в Сиэтл и получила от него по факсу информацию о заключенных в ее отсутствие сделках, снова попыталась (и снова безрезультатно) связаться с Оррином Финдли. А главное – ждала, напряженно ждала, когда же отец уедет из города надолго.
Он долго испытывал ее терпение. Словно нарочно, проводил в офисе больше времени, чем прежде. Несколько раз (в том числе и поздним вечером) Шелби, как бы невзначай, проезжала мимо, конторы судьи Коула – и всякий раз видела свет за плотно задернутыми шторами и отцовский «Мерседес», припаркованный на стоянке неподалеку. Один раз заметила даже самого судью: он стоял на крыльце, покуривал сигару и отдавал распоряжения тем двоим, которых она видела в доме в день своего приезда.
Шелби прибавила скорость и скрылась за углом, молясь, чтобы отец ее не заметил. Но он, разумеется, заметил и, разумеется, в тот же день за ужином об этом упомянул. Шелби сказала, что была у Катрины: едва ли он поверил, но, слава богу, не стал уточнять подробности или обвинять ее во лжи.
Шелби приближалась к своей цели, и сердце ее билось все сильнее. Мимо проехали несколько автомобилей: водители их были Шелби незнакомы, да и они, кажется, ее не узнавали.
Вот и «Белая лошадь»: изнутри доносится визгливая музыка, а у дверей, подпирая плечом столбик крыльца, стоит Росс Маккаллум – огромный, неуклюжий, мрачный, как сама смерть. Кровь заледенела у нее в жилах. Росс закуривал, мясистой ладонью прикрывая сигарету от ветра. Шелби отвернулась, чтобы он не видел ее лица, и поспешила проехать мимо. Еще была надежда, что он ее не заметил, не узнал машину. Но когда Шелби взглянула в зеркало заднего вида, надежды ее рассеялись: Росс провожал «Кадиллак» взглядом, полным такой холодной решимости, что Шелби вздрогнула. Воспоминания об ужасе, боли и унижении десятилетней давности вихрем пронеслись в мозгу.
– Не позволяй ему тебя запугать! – приказала она себе.
Прошло десять лет. Она изменилась. И Росс ничего больше ей не сделает.
На случай, если этот мерзавец вздумает потащиться за ней следом, Шелби проехала через весь город, дождалась, пока огни фонарей пропадут вдалеке, пересекла реку, затем свернула на проселок и вернулась в Бэд-Лак кружным путем.
Теперь Шелби не выезжала на широкие улицы: до боли в руках сжимая руль, она петляла по проулкам, пока наконец не подъехала к приземистому двухэтажному зданию, где проводил большую часть жизни ее отец.
Стоянка была пуста – ни серебристого «Мерседеса» судьи, ни белоснежного автомобиля Этты Парсонс, бессменной отцовской секретарши. В окнах темно. Вокруг – ни души, ни звука. Вот и отлично.
На всякий случай Шелби объехала здание кругом. Никого и ничего.
– Ладно, вперед! – проговорила она.
Из осторожности Шелби отъехала подальше и припарковалась в четырех кварталах от офиса, между прачечной самообслуживания и бывшей клиникой доктора Причарта. Разумеется, оставалась опасность, что кто-нибудь заметит здесь ее машину, а на следующее утро ляпнет об этом в магазине или в «Белой лошади». В Бэд-Лаке сплетни разносятся быстро: уже через два дня весь город будет знать, что дочка судьи Коула зачем-то бродила по городу темной ночью. Что ж, придется рискнуть.
Шелби заперла машину и пустилась трусцой через темную душную ночь. Тяжелый, пропитанный пылью воздух, так непохожий на свежее дыхание моря в Сиэтле, давил ей на грудь, мешал идти. Странно, неужели и двух недель не прошло с ее приезда в Бэд-Лак? А кажется, словно она живет здесь уже целую жизнь.
«В радости и в горести время летит незаметно», – напомнила себе Шелби старинную поговорку и двинулась дальше, избегая освещенных тротуаров и стараясь не привлекать к себе ничьего внимания. Никогда до сих пор ей не случалось сознательно нарушать закон. «Все у меня получится, – уговаривала она себя. – Все получится». В конце концов, грабители-профессионалы каждую ночь куда-нибудь вламываются! Неужели она окажется глупее каких-то бандитов?
