его женщины? Как у меня совести хватает отрывать его от детей? Если он навсегда уйдет от них, они будут ненавидеть родного отца! Не говорю уже о себе, но они будут всю жизнь проклинать Костю за то, что бросил их совсем маленькими и ушел от мамы к другой женщине!
Как же это отвратительно. Вот она – другая сторона монеты. Как я могу разрушать чужую семью? Поступать так эгоистично ради личного счастья. Что я за тварь… Я обязана поговорить с ним об этом и решить навсегда, как для нас обоих будет лучше. А лучше будет, если мы просто прекратим всю эту бутафорию беззаботной жизни, в которой не принято думать о других – о его жене, о его детях, о моих родителях…
Хватит. Надо решить все по-взрослому. Больше я не могу сбегать и прятаться от него. Нам просто нужно сесть и поговорить. Я выскажу ему свою точку зрения, и, думаю, он меня поймет. Особенно учитывая сложившуюся ситуацию.
Колебания – движения или состояния, обладающие той или иной степенью повторяемости во времени.
В ту ночь, проведенную в холодном одиночестве на съемной квартире, мне снился сон. Один из снов, которые я воспринимаю как… вещие. Или предвещающие.
Я верю этим знакам – сны даны нам от Бога как крупица просветления. С помощью них мы можем заглянуть в будущее, если только верно все истолковать. Этот сон скорее был советом и наставлением свыше, поющим в унисон с моей совестью.
Справа было море, слева – железная дорога. Я медленно брела между ними по мягкому песку побережья, щурясь от высокого еще солнца в чистом, безоблачно-синем небе. Светило недавно преодолело зенит. Но жарко не было – воздух рвал сильный порывистый ветер, швыряя волосы в лицо, подталкивая вперед ударами в спину. Я люблю ветер – он дарит ощущение свободы, столь колоссальное в моих снах. Пожалуй, только грезы и позволяют нам немного побыть свободными.
Море не утихало ни на секунду – его шум заполнял собою обширное пространство берега и прибрежной зоны. Ковры волн накатывали на песок, огибая мои ступни, и растворялись паутиной морской пены, чтобы отступить и наброситься вновь. Время от времени я наклонялась, чтобы поднять очередной черный камушек, блестящий от воды, отточенный солеными течениями до идеальной формы.
Их было очень много на берегу – покуда доставал мой взгляд, они небрежно тонули в песке и ракушечнике, омываясь каждые несколько секунд и не успевая высохнуть. Я насобирала уже много таких, когда увидела вдалеке, у железнодорожной насыпи, людей. Их было трое, и они шли мне навстречу.
Все время, пока они приближались, я рассматривала их.
Семья. Папа, мама и ребенок, пол которого мой сон не открыл. Папа оказался мужчиной, чем-то напоминающим Костю, но в то же время разительно не похожим на него – обобщенный архетип мужчины, созданный воображением. Тот же высокий рост, растительность на лице, схожая фигура. Он был одет в мятного цвета футболку, а его жена – в ярко-розовую (во сне мне показалось это важным). Она выглядела гораздо старше, словно если добавить ей несколько лет, она ему в матери пригодится. Они двигались слева, со стороны насыпи: женщина была ближе ко мне, затем шел ребенок, а дальше всех от меня был глава семьи.
Когда они приблизились, стало заметно, что на каждом из них печать грусти, если не горя. Особенно печален был мужчина, которого ветер трепал так же нещадно, как и меня, а остальных не трогал. Что немаловажно, глава семьи не сводил с меня глаз до тех пор, пока мы не поравнялись. Я тоже смотрела на него, силясь понять, Костя это или мне только кажется? Похож, но не он. И тут, будто опровергая мою уверенность, мужчина в мятной футболке кивнул мне, приветствуя. Секунду после этого семья уже была за моей спиной, миновав меня. Оборачиваться я не стала, решив, что меня приняли за другого человека. Обознались, бывает. Я ведь тоже чуть не обозналась. Возможно, и он мне, и я ему кого-то напомнили. Кого-то из другой, реальной жизни.
Я плелась дальше по берегу, собирая камушки, пока не пришла к бетонным плитам, уложенным к воде по крутой диагонали насыпи. Опустив ноги в воду, я села на край плиты и задумалась, наблюдая за белоснежными морскими птицами.
Море. Как оно непоколебимо, грандиозно и вечно. Что человек в сравнении с ним? Частица, склонная меняться каждый миг. Стихия – настоящая константа, а не чувства человеческие. Она была, есть и будет, ей тысячи лет. А что людская страсть? Омут. Неглубокий грязный омут, который высохнет под солнцем за неделю, оставив только трещины на земле.
Я посмотрела вправо, туда, откуда пришла. Прошло достаточно времени для прогулки, и семья шла в обратном направлении. Они были еще слишком далеко, чтобы разглядеть пристальный взгляд мужчины в мою сторону, но мятная футболка была мне маяком, говорящим о приближении ее обладателя.
Я не ошиблась – он снова смотрел во все глаза, будто старался меня узнать, да не мог понять, кого я ему напоминаю. Жена и ребенок вообще не обратили на меня внимания. Я отвернулась, позволив им миновать меня снова, и долго еще смотрела на волны, пока не проснулась.
Расстройство и задумчивость овладели мной, едва я открыла глаза. Сон не нуждался в расшифровке, до того все было кристально ясно и четко выстроено в сознании некими высшими силами. Совет, предупреждение. Указание на правильный путь, которое я не имею права проигнорировать. Есть тот, кто позаботился, чтобы я получила послание и поняла его правильно. Все сходилось. Все так, как я предполагала.
Проснулась я рано и, сама не зная, зачем, поплелась в институт. У Кости сейчас тяжелый период, в который мне лучше исчезнуть и не беспокоить его – здесь я точно лишняя. Ему не до меня, а скоро станет и подавно не до любовницы – общая беда сблизит супругов и в конечном итоге помирит их. Я была уверена в этом, как в том, что у меня пять пальцев на руке. Дети – это цепь, которая сковывает накрепко и до конца. У меня нет желания и возможности грызть эту цепь в бесплодных попытках разрушить звенья. Зубы мне уже обломали.
Я сидела на парах даже несмотря на то, что многие преподаватели выгоняли меня, не желая видеть из-за прогулов. В нашем вузе не явиться на занятия можно только в случае отсутствия
