– Ешь! – строго повторила она.
– Если так пойдет, то я скоро и сам превращусь в манго, – пошутил он.
– Это был бы для нас идеальный выход из положения, – грустно улыбнулась в ответ Мадлен.
Над ними пролетел попугай-ара, удивленно посмотрев с высоты своего полета на двух уставших заблудившихся беглецов. Женщина залюбовалась птицей, а мужчина рядом с ней лежал и украдкой любовался своей спутницей. Какая красавица, хотя на лице ее запеклась кровь…
Кровь! Откуда на ее лице кровь?
Он хотел спросить ее об этом, но у него не хватило дыхания – он задыхался на бегу. Они куда-то бежали? От кого? И зачем?
Их преследовал огромный попугай. Он становился все больше и больше и вдруг превратился в огромного детину и догонял ее, а Рэнсом ничего не мог поделать, потому что у него не было сил бежать, болела нога… О Господи, детина напал на нее! Рэнсома парализовало от страха. Она пробовала от него отбиваться, но у нее плохо получалось, потому что она была намного слабее.
Отчаявшись хоть как-то ей помочь, Рэнсом собрал все свои силы и…
– О нет! – простонал он в забытьи, пытаясь подняться.
– Рэнсом! – испугалась Мадлен.
– Нет, нет, нет!…
– Все хорошо… – успокаивала его Мадлен. На самом-то деле все было отвратительно. – Открой глаза, посмотри на меня. Все хорошо, Рэнсом.
– Нет, нет…
– Рэнсом!
Он вдруг очнулся и с трудом перевел дыхание. Сердце едва не выпрыгивало из груди.
– О Господи, – пробормотал он, благодаря судьбу за то, что все оказалось лишь сном, кошмаром, и прижимаясь к Мадлен.
Они лежали в темноте, в джунглях, полных незнакомых и тревожащих звуков, ароматов ночной свежести. Мадлен крепко обняла Рэнсома и тихонько гладила по голове. Он дрожал – и тогда Мадлен расстегнула рубашку и сняла тоненький кружевной лифчик. Рэнсом уткнулся лицом в ее обнаженную грудь. Конечно, она пахла сейчас не так сладко и чудесно, как обычно, но это был ее запах, а именно это и нужно было сейчас Рэнсому.
– Расскажи, что тебе приснилось, – попросила Мадлен.
– Я хотел… хотел помочь тебе – и не мог. Понимаешь, ничего не мог сделать, чтобы тебя спасти.
– Но это ведь был только сон, – прошептала Мадлен, успокаивая его. – В жизни совсем не так. Ты всегда помогал мне и приходил на помощь, когда только требовалось.
– Но сейчас… не мог, никак не мог…
– Это только сон – значит, неправда… – повторила она. – Ты всегда будешь выручать меня из самых ужасных ситуаций, я в этом уверена.
Рэнсом знал, что она говорит это только для того, чтобы утешить, успокоить, но не прерывал ее. Ему так нужна была сейчас ее поддержка! Эта женщина видит его таким, каким никто и никогда еще не видел, – беспомощным, слабым… И – он позволял ей это! Только еще крепче прижимался к Мадлен, забывая о том, что может исколоть ее нежную кожу своей трехдневной щетиной.
– Когда я уснул?
– Раньше чем положил голову на землю, – с улыбкой ответила та.
– И долго спал?
Мадлен пожала плечами:
– Несколько часов. Сейчас, наверное, около полуночи.
– А ты как? – Он посмотрел на нее с тревогой. – Кровь больше не течет?
– Нет, – успокоила его Мадлен. – Текло в основном из носа.
Рэнсом поежился:
– Ты не мерзнешь?
– Нет. А ты?
– Замерзаю от холода, – признался он.
– Господи, но ты такой горячий! – с тревогой заметила Мадлен. – Боюсь, у тебя жар.
– Этого еще не хватало, – проворчал он.
Услышав его недовольный тон, Мадлен усмехнулась:
– Вот теперь ты похож на себя.
– Ты считаешь, что сделала мне комплимент?
– Зачем же я буду тебе делать комплименты?
– Хм-м-м, – только и смог выдавить из себя Рэнсом.
Какое-то время они лежали молча. Тишину первой нарушила Мадлен, когда поняла, что Рэнсом все еще не спит.
– Послушай, я ведь до сих пор не знаю одной вещи.
– Какой именно?
– Как тебя зовут?
– Ты знаешь…
– Я знаю только твою фамилию.
– Зачем же я буду тебе об этом говорить? Я ведь знаю, зачем тебе нужно мое имя: хочешь написать его на моей могиле. – Поняв, насколько неудачной была эта шутка при данных обстоятельствах, Рэнсом поморщился и виновато пробормотал: – Мы непременно найдем дорогу завтра утром, не сомневайся.
– А-га, – вздохнула Мадлен, и Рэнсом понял, что она ему не верит. – Прости меня! – вдруг сказала она.
– Это еще за что? – нахмурился он.
– За все, – тяжело вздохнула она. – За то, что я убежала от тебя тогда утром, за то, что из-за меня тебе пришлось снова лететь в эту дурацкую Монтедору, за то…
– Мэдди, но это…
– …за то, что тебя ранили…
– Ну, вот уж в этом как раз твоей вины нет, – возразил Рэнсом.
– Да, но… О Господи… – Рэнсом с изумлением услышал слезы в ее голосе. – Я была такой идиоткой, что тогда, в Нью-Йорке, перед самым нашим отлетом, сказала Престону: «Может, в конце концов мне повезет, и какой-нибудь мятежник застрелит этого Рэнсома…» – выпалила вдруг Мадлен.
– Неужели ты могла такое сказать?
– Могла…
Еще немного – и она разревелась бы, как маленькая девочка. Однако, решил Рэнсом, если он начнет сейчас нежно утешать ее, то она, чего доброго, почувствует себя виноватой еще больше. Поэтому он решил поспорить:
– Не верю, чтобы ты могла сказать такое.
– Но ты ведь вел себя со мной в Нью-Йорке ужасно, – начала защищаться Мадлен.
«Что ж, неплохо, – обрадовался Рэнсом, – ее идиотское чувство вины проходит».
– Ну, может, я себя вел не очень хорошо, но ты…
– А что я? – возмущалась Мадлен. – Я просто не люблю, когда со мной начинают вести себя по-хамски.
Рэнсом еле сдержался, чтобы не рассмеяться:
– Не любишь? Ну-ну, продолжайте, леди Мадлен.
– А что тут говорить? – продолжала кипятиться Мадлен. – Ты и так все прекрасно понимаешь. Ты сказал, что собираешься рассказать всем о той нашей ночи в Монтедоре, хотел доказать всем, что видел меня обнаженной, потому что знаешь, что у меня родинка на…
– Очень, кстати, сексуальная родинка, – заметил Рэнсом.
Мадлен громко рассмеялась:
– И почему ты не дал мне покаяться в собственных грехах? По-моему, я не так уж часто признаю себя виноватой.
– Настроения нет, – пояснил Рэнсом.
– Ну, я все-таки повторю свои извинения.
– Мэдди, не могли же меня подстрелить только потому, что ты пожелала этого когда-то в сердцах.
– Конечно, но… Болит нога?
– Терпеть не могу идиотских вопросов, – поморщился Рэнсом. – Ну конечно, болит. Сразу видно, что тебя никто никогда не подстреливал.
– Да, как-то не приходилось.
– Болит. – Рэнсом не стал говорить, что бедро будто прожигают раскаленным прутом.
– Нужно срочно к врачу, – прошептала Мадлен. – Что толку, если мы встретим здесь каких-то людей?
