– Простите мое любопытство, – спохватился Бешеный Пес, снова поворачиваясь ко мне, – но как вышло, что у такой, как вы, и у такого, как он, одинаковые татуировки?
На мои глаза навернулись слезы. Я глубоко вздохнула, стараясь унять дрожь в губах:
– Мы с ним не разные, как может показаться, мы одинаковые. И когда-то я его любила, очень сильно любила.
Я почувствовала, как рука Трейси коснулась моего плеча.
– Идем, дорогая, нам пора.
Словно в оцепенении я вышла на улицу следом за ней.
Снова пошел дождь, и, оказавшись рядом с «Ле Марше», мы с Трэйси сразу спрятались под навесом ресторана.
– Что дальше? – спросила она.
– Пожалуй, я останусь здесь ненадолго, – сказала я. – Подожду, вдруг он вернется.
Трэйси кивнула и сунула руку в карман, чтобы достать звонящий телефон. Я прошла несколько шагов вперед и снова посмотрела в проулок за рестораном. Пусто, только в отдалении голубь клевал что-то на мостовой.
– Из больницы звонили, – сообщила Трэйси, подходя ко мне минутой позже. – У пациента кризис. Мне очень жаль, но я должна ехать.
– Я справлюсь сама, – успокоила я подругу. Голубь чего-то испугался и отлетел дальше в проулок, расстроенный, серый.
Я постояла несколько минут на тротуаре, а потом пошла по направлению к «Старбакс». Заказав кофе, я уселась в кресло у окна. Дождь полил сильнее, окно затуманилось, как и моя голова. Рукавом куртки я протерла кусочек стекла, чтобы видеть прохожих. Любой из них мог оказаться Кэйдом, но его среди них не было.
Я вышла из кафе. Прошел час, потом еще два. Позвонил Райан, и я сказала ему, что собираю материал для статьи. Еще одна белая ложь. Он спросил, смогу ли я приготовить ризотто на ужин. Я ответила, что смогу, и попросила его купить рис арборио в магазине органических продуктов. Наш разговор был легким, непринужденным. Мы говорили так, словно у каждого из нас был перед глазами сценарий. Но именно в этот момент сценарий мне не нравился. Мне было отвратительно разговаривать о рисе и органических продуктах, когда Кэйд бродил где-то в городе, замерзший, скорее всего голодный… Возможно, он притулился где-то в проулке и мокнет сейчас под дождем. Я ненавидела все: рис, дождь и то, как сложилась жизнь.
Я прислонилась к кирпичной стене ресторана, который только что открылся для воскресного ланча. Через окно я заметила привлекательную пару возле бара. На ней было льняное платье с оборками цвета слоновой кости, явно только что купленное в дорогом магазине. Она накручивала на палец длинные темные волосы, игриво прислоняясь к своем спутнику, чисто выбритому мужчине в очках в темной оправе. Я представила себе их разговор.
«Я люблю устрицы», – говорит она.
«Я тоже!» – отвечает он.
«Но только не мидии!» – добавляет она, манерно отпивая глоток охлажденного розового вина.
«Никаких мидий, – мгновенно соглашается он. – Это сомнительные моллюски».
Она смеется, снова медленно отпивает глоток вина, чей цвет повторяет цвет румян от МАС, которые она нанесла на щеки чуть раньше. Девушка гадает, не перестаралась ли она с макияжем. И встретила ли она родственную ей душу?
Мимо промчалась машина и едва не окатила меня грязью из лужи. Я вцепилась в золотую цепочку на шее, пробежалась пальцами до золотого медальона с моими инициалами. Его мне подарили бабушка с дедушкой на мой десятый день рождения, и с тех пор я с ним не расставалась.
– Что ты в него положишь? – спросила меня бабушка, когда я надела его первый раз.
– Пока не знаю, – ответила я, раздумывая о том, что в медальон нужно положить нечто совершенно особенное.
В тот же день дедушка достал старую коробку из-под сигар и принялся перебирать старые монеты, фотографии с волнистыми краями, открытки и пожелтевшие вырезки из газет, пока не нашел какой-то крошечный предмет.
– Самая красивая ракушка для самой красивой девочки, – объявил он, целуя меня в лоб.
Я поворачивала ракушку так и эдак, сияя улыбкой.
– Хочешь послушать историю о том, как я ее нашел? – спросил дедушка.
Я кивнула, не сводя глаз с моей новой драгоценности. Я всегда любила дедушкины истории.
– Это было в августе 1944 года, незадолго до освобождения Франции, – начал он свой рассказ. – Было жарко, я очень хорошо это помню. Несколько моих приятелей собрались спуститься на берег и искупаться. В то утро мы слушали по радио Эйзенхауэра. Все были в отличном настроении, поэтому командир не стал возражать, когда мы ушли из лагеря на берег. Хотя нас предупреждали о противопехотных минах и о том, что в пещерах и крестьянских домах могут прятаться остатки вражеской армии. И все же нам хотелось пойти на пляж. Туда мы и отправились. Мы шли по каменистой тропинке мимо кипарисов и старых корявых яблонь. Мы с капитаном Рэйнсом подобрали и съели все яблоки, которые только смогли найти.
Дедушка замолчал и улыбнулся мне:
– Забавно… Всякий раз, когда я откусываю от яблока, я даже теперь снова оказываюсь на том берегу…
Глаза дедушки как будто видели свое далекое прошлое.
– Мы продолжали путь, – рассказывал он. – На этом участке берега прибой был сильнее. Там было опасно купаться, Рэйнса едва не смыло. – Дедушка хмыкнул. – Я просто сидел на берегу и смотрел на волны. И тут я заметил, что они что-то вынесли на берег. Поначалу я подумал, что это камешек, но, приглядевшись получше, понял, что это ракушка. Но не простая. Она сияла на солнце и цветом напоминала переливчатый нефрит. Таких я никогда не видел.
Когда Рэйнс сел рядом со мной, я показал ему свою находку. «Это особенная ракушка», – сказал он. «Откуда ты знаешь?» – удивился я. И тогда капитан рассказал мне, что встречался с французской девушкой, и у той точно такая ракушка была прикреплена к цепочке. Судя по всему, они встречаются редко, их море время от времени выбрасывает на берег, и только на этом пляже. Местные говорят, что нашедшему такую ракушку обязательно повезет, это хорошее предзнаменование, оно предвещает любовь, счастье и защиту. – Дедушка снова улыбнулся. – Я хранил ее все эти годы, и, знаешь, моя жизнь была счастливой. Замечательной, честно говоря. А теперь ты будешь хранить ее.
Я не могла поверить в свою удачу и гордо хранила дедушкину ракушку на столике у кровати, пока проказливая маленькая сестренка моей подруги однажды не взяла ее. Ракушка выскользнула у нее из рук на тротуаре и разбилась на множество кусочков.
Я расплакалась. Нет, разрыдалась. Я горевала об этой ракушке больше, чем о моей подруге, уехавшей в другой город, когда мы учились во втором классе. Как я посмотрю в лицо дедушке? Как я скажу ему, что не сумела сохранить ракушку и она разбилась? Что его драгоценные воспоминания разлетелись вдребезги из-за неловкого движения руки неразумного соседского малыша? Но я все-таки сказала ему, и он простил меня, в чем я ни минуты не сомневалась.
Я сохранила самый крупный осколок раковины и держала его в верхнем ящике комода вместе с нижним бельем и полосатым купальником-бикини с оборочками. Но потом я убрала этот осколок в медальон, где он с тех пор и хранился. Я погладила украшение, думая о дедушке, умершем через два дня после моего двадцать шестого дня рождения.
– Ракушка все еще у тебя? – спросил он меня при нашей последней встрече.
– Да, – ответила я.
– Хорошая девочка.
Я подняла голову, очнувшись от своих мыслей, когда услышала мужской голос, который отчитывал кого-то впереди меня.
– Вы меня слышите? – сурово спросил мужчина.
Это был работник ресторана в белом фартуке. Он заслонял того, к кому обращался, поэтому я вытянула шею, чтобы увидеть происходящее.
– Я уже говорил вам раньше, что вы должны уйти, – продолжал он. Мое сердце забилось быстрее. Неужели это?..
– Подождите, – крикнула я, когда тот, к кому он обращался, медленно побрел прочь. Я видела только его спину в армейской куртке. – Прошу вас, подождите!
Работник ресторана откашлялся.
– Примите мои извинения, если этот человек докучал вам.
Я ему не ответила и бросилась бежать, пытаясь догнать мужчину в армейской куртке, который свернул за угол. Я побежала быстрее, но вскоре увидела, что он смешался с толпой на площади перед торговым центром Уэстлейк. Народу было много: матери с дочерьми, прикрывавшие зонтами пакеты с покупками из универмага «Нордстром», школьники с наушниками, пожилые дамы. Вдалеке уличный скрипач играл Happy Birthday[8]. И тут я увидела армейскую куртку.
– Кэйд! – окликнула я. Он был на сотню футов впереди меня, но я поняла, что он меня услышал, потому что мгновенно остановился и посмотрел по сторонам.
– Кэйд, – повторила я, медленно приближаясь. Я боялась, что если пойду быстрее, то могу напугать его. Поэтому я двигалась осторожными короткими шагами, как человек, пытающийся подобраться к попавшему в беду щенку и спасти его. Еще несколько шагов.
– Кэйд, это я, Кайли.
Он повернулся ко мне. Когда наши глаза встретились, казалось, мир, до этого бурливший водопадом, замедлил свое движение и превратился в тонкую струйку. Я не слышала шума вокруг себя. Я не замечала торопящихся людей. Я не чувствовала дождя на лице. Был только Кэйд. И он смотрел на меня.
