— Ты разрешила ему дотронуться до себя.
— Только до моего локтя!
Он подходит ко мне совсем близко.
— Как бы это сказать повежливее? Если я еще раз поймаю тебя пытающуюся выпить чай с незнакомыми мужчинами или позволяющую им положить свои руки на локоть или любую другую часть твоего тела, я положу тебя на колени и выпорю твой зад, что он будет гореть.
Я ахаю от такой несправедливости, это просто невероятно.
— Я никогда не смогу выпить чай с любым другим мужчиной, даже при самом невинном контексте?
Он скрещивает руки на груди.
— Точно.
Я начинаю смеяться.
— Это безумие. Нет, я не согласна. Не пытайся вызвать у меня чувство вины, что я сделала что-то неправильное. Он просто хороший парень.
— Ах, почему ты мне не сказала раньше? Хороший парень? В таком случае, давай. Спустись сейчас вниз и выпей с ним чай. А я тем временем позвоню хорошенькой администраторше и приглашу ее выпить чаю со мной.
Словно огонь проходится по низу моего живота. Чертов ублюдок. Он хочет другую женщину. Какая наглость! Я таращу на него глаза, стоя с открытым ртом от шока, он просто смотрит на меня с самодовольным выражением. Я пытаюсь сделать вдох выдох и взять себя в руки. Черт с ним.
— Ладно, выпью, — кричу я, делаю шаг в сторону двери. Рука молниеносно ловит мое запястье, и я врезаюсь в его тело, словно в каменную стену. Его лицо оказывается в дюйме от моего, глаза опасно блестят, мы молча несколько секунд смотрим друг на друга.
— Ты хочешь свести меня с ума? – рычит он.
— Нет.
— Я не хочу видеть рядом с тобой никакого мужчину, а уж тем более, чтобы он прикасался к тебе. Боже, я даже не могу вынести, когда вижу, как они смотрят на тебя. Ты моя.
— Он не пытался спать со мной.
Он с раздражением закрывает глаза.
— Ты не знаешь мужчин. Каждый раз, когда хотя бы один приближается к тебе, он уже представляет тебя в своей постели.
— Поэтому ты считаешь администраторшу хорошенькой.
— Возможно.
— Что? – ахаю я.
Он смеется.
— Я подтруниваю над тобой. Нет никого, только ты, Лана. Задала ты мне задачу, что я даже не могу четко мыслить, — его глаза жадно ощупывают мое лицо. — Я жажду твоего рта, кожи, волос. Каждое утро я просыпаюсь, не насытившийся тобой, потом в течение дня я совершаю какие-то действия, изголодавшийся по тебе, и ночью после того, как я имею тебя, я начинаю жаждать твоего горячего, сладкого тела снова и снова. И ты реально думаешь, что любая другая женщина в состоянии утолить мой голод? На мой взгляд, это самая последняя вещь, заняться сексом с другой женщиной.
Внутри я таю.
— Но ты думаешь, она красивая?
— Не на самом деле. Сораб выглядит лучше.
— Но вы упомянул ее, значит обратил на нее внимание.
Он стонет.
— Ох, твою мать, Лана, я просто сказал первое, что пришло в голову.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, что мне не нравится, когда меня тащат через вестибюль словно какого-то непослушного ребенка.
Он нежно проводит костяшками пальцев вниз по моей щеке.
— Тогда не флиртуй с незнакомыми мужчинами в дурацких шляпах.
— Этот раз, я не флиртовала.
В ответ он опускает руки на ягодицы и приподнимает их.
— Я так скучала по тебе сегодня, — говорю я, немного задержав дыхание.
— Держу пари, ты говоришь это всем мальчикам, — говорит он, и его рот приближается и набрасывается на меня с такой страстью, что мои ноги отрываются от пола.
6.
Мне предоставляется выбрать между четырьмя звездами Le Bernadin с его официальным дресс-кодом и престижными Мишленовскими тремя звездами или томатным соусом к мясу в Гринвич-Виллидж под названием Carbone, где Блейк рассказывает мне, избыток является хорошим тоном, и гость может не в чем себе не отказывать, т.е. ограничений нет не в еде, не в одежде. После пребывания в отеле весь день, конечно, я выбираю Carbone, который нужно бронировать за тридцать дней вперед, но, Лаура, заказывает нам столик и мне кажется, что она работает круглосуточно.
— Эта девушка хоть когда-нибудь спит? – спрашиваю я.
— Мне не приходило в голову интересоваться, — говорит Блэйк, пожимая плечами.
Я наблюдаю за ним, одетого в темно-серый костюм и черную водолазку под горло, сверх великолепен, и в моем животе начинают порхать бабочки.
Carbone представляет собой соединение жизни и шума. Оформленный в старомодном стиле фильмов про Мафию, он несет в себе, побуждение непрекращающегося действия. От рисунка на полу до выбора песен, которые любила слушать моя бабушка, Синатра, банду уличных подростков, и напыщенных веселых официантов, одетые в блестящие Либераче в стиле бордовых смокингов. Они сопровождают нас к столику в VIP зоне: задняя комната выглядит как место, где возможно встречались мощные мафиози — красная и черная плитка на полу, кирпичные стены и нет окна.
Глубокий аромат омаров поднимается в воздух с соседнего столика, когда мы садимся. Мои глаза смотрят на четырех раскрасневшихся мужчин, поглощающих блюда. У других столиках официанты кажутся перевоплотившимися актерами, которые доводят до совершенства искусство властного ресторанного капитана. Я наблюдаю за ними, как они дерзко угождают, заговорщицки наклоняются импровизируя диалог с клиентом, и целуют кончики пальцев, создавая таким образом преувеличенное обещание совершенства выбранного блюда, чтобы продать товар и одобрительно улыбаются, когда им это удается.
Нам вручают меню, по крайней мере, трех футов в длину.
Блейк заказывает телятину с пармезаном, а меня безжалостно уговаривают заказать лобстера фра Диабло (лучшее, что вам довелось испытать в своей жизни). Бутылка Barollo за четыреста долларов открыта с размахом, пробка оценивается на соответствие запаха, и затем предлагается Блейку попробовать вина. Он вопросительно смотрит на меня, мой бокал наполняется, мы чокаемся.
— За нас, — говорит Блейк.
— За нас, — вторю я эхом. Вино густое, богатое на вкус и очень крепкое.
— Как прошел твой день? – спрашиваю я.
— Мрачно. Я провел весь день с людьми, которых я предпочел бы никогда больше не видеть, и когда вернулся в отель, поймал тебя, флиртующей с каким-то фермером в ковбойской шляпе.
— Я не флиртовала.
Его брови взлетают вверх.
— Итак, что ты делала, кроме флирта с незнакомыми мужчинами?
— Я не флиртовала! – решительно говорю я.
Он улыбается.
— Мне нравится, когда ты злишься (непримиримая, сопротивляешься).
— Ну, мне не нравится, когда ты такой. Ты прямо-таки пугающий.
— Тогда не зли меня.
Я вздыхаю.
— Я спустилась вниз, потому что не могла читать. Я волновалась за тебя.
Официант приходит с соответствующими столовыми приборами.
— Я не хотел бы, чтобы ты скучала, пока я на работе. Ты ничем не хотела бы занять свое свободное время?
— Я хочу заняться благотворительной помощью детям, — говорю я, довольно робко.
— Правда? Какого рода благотворительностью?
Я с нетерпением наклоняюсь вперед.
— Я еще не решила, но точно знаю, что я хочу сделать что-то колоссальное, — я делаю глоток вина. — Если бы ты был мной, что бы ты сделал? Какую бы самую важная вещь я могла бы сделать для детей в мире?
— Если это дети из самых бедных стран, то я дал бы им самое ценное в мире — воду, — тихо предполагает он.
— Воду?
— Да, чистую пресную воду из водопровода. В настоящее время два миллиона детей умирают каждый год от употребления грязной воды, но эти цифры будут расти и дальше.
— Почему?
— Существует глобальный кризис водных ресурсов и вода приватизирована.
Это меня удивляет, оказывается я знаю слишком мало. Мне придется многому научиться, прежде чем я смогу начать реализовывать свои идеи по благотворительности. Мы по-прежнему оживленно дискуссируем о самом механизме и построении целевого фонда, когда прибывает наша еда. Я откидываюсь на спинку кресла и наконец понимаю, что имела в виду Билли, говоря, что порции еды в американских ресторанах с размер сарая.
