— Слышь, оставь нас, а? Мы тут немного пообщчаемся.
Гаров возвращаться не стал. Пошел спать. Но так и не смог уснуть. Вышел снова на улицу. Звезды мерцали. Откуда-то из бани доносились голоса Смирнова и Антоновой. Потом стихли. Майор вскоре вышел, затягивая ремень. На прощанье бросил в темный проем, оставшийся позади: «Смотри у меня! Увижу с кем — накажу!». Не замечая Гарова, Смирнов, проходя мимо, сам себе буркнул: «Хм! Гарова она захотела! Щас!».
Тишина накрыла все вокруг. И только ракетницы, летящие стрелой в ночное небо, изредка ее нарушали. К сидящему на ступеньках вагончика Александру Гарову подошел Джохар. Уткнулся мокрым носом ему в грудь. Человек крепко обнял собаку, как будто зверь мог понять его тоску…
Даша Свириденко вышла на балкон. Где-то вдалеке темноту рассекал салют. Ночной мрак непонятным образом соотносился в Дашиных мыслях с тем, что происходило за ее спиной — в квартире, подаренной молодой паре свекром со свекровью. Новоселье, приуроченное к седьмому ноября, было в разгаре. Тост за тостом, анекдоты, смех, водка, разбитая посуда.
— Где хозяйка? Вы не слышали, как она поет? Она у нас — певица! — хвалился свекор перед гостями.
— Да? — ответил чей-то пьяный мужской голос. — А что она поет?.. Пусть про соловья споет.
— Какого тебе соловья? — ответила резкая полная тетка с красным от выпивки лицом. — «Виновата ли я» ваша «хозяйка» может? А?
И тут же не дожидаясь ответа, заголосила. Пьяная компания подхватила «…что люблю…». Даша присела на корточки, закрыла уши ладонями и слова сами собой стали складываться в рифмованный узор:
«…Среди шумной бесстыжей борьбы
За конфетки игрушечной власти
Сын растет. И уже у судьбы
Я прошу не себе — ЕМУ счастья…»
— Дашк! Ты че тут делаешь? Дашк! — выскочил на балкон разгоряченный супруг.
— Я? Я стихи пишу, — просто сказала Даша.
— Что? Пойдем. Замерзнешь ведь. Чего ты ушла?
— Подожди! Давай чуть-чуть постоим. Смотри — вон Млечный Путь. Интересно, есть там кто-нибудь живой? Такой, как человек?
— Даш! Не обижайся. Но не умею я сюсюкаться. Ну и Млечный Путь. Ну и что из этого? Какая разница, есть там кто, или нет? Меня больше волнует мое распределение. Твоя тетя Галя, между прочим, еще месяц назад обещала переговорить об этом со своим сыночком — полковником. Ну и где?
— Да ведь целый год впереди!
— Это так кажется, что времени много. А оно пролетит — не заметишь. И что — в Грозный прикажешь ехать? Сына без кормильца хочешь оставить? Да? Может, ты меня не любишь, а? Может, тебе в напряг мои предки? Чего ты сюда ушла, а? Макса мамаше своей заранее оттащила! Что — моя мама не умеет с детьми обращаться?
— Саш! Два месяца ему! Маленький! Зачем он на этой пьянке?
— Все! Не хочу ничего слышать! Хочешь здесь торчать — оставайся! — стекло в балконной двери зазвенело. Александр Свириденко хлопнул ею с силой, от души.
— Господи! Я выдержу! Выдержу! Выдержу! Я сильная! Сильная! Сильная! Все будет хорошо! Хорошо! Хорошо! — сжав кулаки, твердила Даша. — Пожалуйста! Пусть все будет хорошо! — но слезы не удержались в глазах.
Молодая красивая женщина смотрела на звезды и умоляла о счастье. Для себя. Для сына. Для мамы. Для всех людей на земном шаре.
Начинался 1996 год. Малкович думал. Крепко думал.
Проблема № 1 — скрыть доходы фирмы, зарегистрированной в Москве как «Малкович и К». Проблема № 2 — отвязаться от «ореховской» группировки, которая упала ему на хвост с предложением быть «крышей» его фирмы. Проблема № 3 — шантаж бывших двух «друзей» по бизнесу с требованиями «подарить» им квартиры в Москве. Проблема № 4 — Жанна, с которой он встречался на протяжении последнего года в Питере, забеременела.
Болела голова. Нужно было что-то предпринимать. Что?
Малкович снял трубку телефона. Набрал номер. Ответила Жанна. Андрей не стал говорить сразу. Слушал красивый голос любимой женщины. Мягкий, кошачий, с предыханием. Он действительно любил ее.
— Почему вы молчите?.. Алло…
Малкович представил ее коварные розовые пухлые губы, ласково, умело целующие всего его. Представил ее обнаженную, прижимающуюся к нему тонкой белой кожей. Как она обнимает его!.. В тумане… Туман! Он все больше обволакивал Малковича. Он же видел ее в тумане во сне! Чувство страха как молния пронзило Малковича: «Это была не Жанна! Не Жанна! Со скалы упала тогда Мата Хари. Но не Жанна. Нет.» Малкович встряхнулся. Но сердце ныло.
— Алло! Жанна, это я, — получилось устало, тяжело, глухо.
— Я знала, что ты. Просто боялась спросить: вдруг все-таки муж.
— А он не дома?
— Уехал. Вчера. В Ганновер…
— Как ты?
— Хорошо.
— Правда?
— Конечно.
— Что решила? — осторожно произнес Андрей.
— …Андрюш, ты не обижайся только. Я была сегодня у врача…
— …И что?
— Ребенка не будет.
— Не будет? — еще тише отозвался Малкович.
— Ну вот, я знала, что ты расстроишься… Ты где сейчас? В Москве?
— Да… Почему ты это сделала?
— Андрюшечка! Ну перестань! Не трави душу. Зачем я тебе? Замужняя старуха с двумя детьми?
— Ты не старуха.
— Я старше тебя. На десять лет. От этого никуда не денешься.
— Я люблю тебя.
— Андрей! Милый! Прости… Прости меня!..
Она плакала в трубку.
— Не надо. Не плачь. Я к тебе приеду.
— Когда?
— Сейчас.
— Ты купил самолет?
— Не потеряла чувство юмора. Это радует… Я сейчас выезжаю. Давай… Пока?..
— Пока…
Малкович вышел из своего кабинета. Арендуемый им офис на Арбате состоял из двух комнат. В соседней, не смотря на поздний час, еще работали.
— Андрей, ты куда сейчас?
— Я в Питер.
— Когда назад?
— Послезавтра.
— Что делать с «ореховскими»?
— Скажи, никак не можешь со мной связаться. В понедельник приеду, решим.
Счастье Даши Свириденко заключалось только в растущем и уже говорящем сыне. Кроха радовал маму: то новогоднюю елку на себя перевернет, то с испугу начнет впервые говорить вместо ожидаемого «мама» — «баба». Курсант Свириденко успешно закончил училище. И искал возможность наилучшего распределения где-нибудь недалеко от родного Ростова. Отдохнув в отпуске летом, отправился на службу. Через две недели Даша получила письмо.
«Дорогая моя, ненаглядная женушка! Это письмо, возможно, станет последним в моей жизни. Я взял направление в город Грозный. Других вариантов не было. Сын твоей тети Гали так ничего и не сделал. Сказал, что нужно было взятку дать. Но ты не расстраивайся: в случае моей гибели вы с Максом получите денежную компенсацию. А если выживу — тоже заработаю неплохо. Надейся на лучшее. Твой Санек. Люблю. Целую. Прощай».
