Используя объявления в Интернете и местном еженедельнике, Джесса, вероятно, смогла бы заявить о себе. Но ей никогда бы не пришло в голову предложить интервью на радиостанции в соседнем Ривер-Милле – большом городе в двадцати милях по дороге. Радиостанция имела солидную аудиторию в Сидаре, а бесплатное интервью было куда лучше, чем платить за кучу объявлений. Она бы не додумалась до идеи спонсирования поездки на чемпионат по декатлону команды местной средней школы или предоставления специального призового кубка за победу на окружном родео в ее любимых гонках в бочках.
Сент-Джон указал, что все это не припишут только ее предвыборной кампании – она ведь участвовала в декатлоне и родео, учась в сидарской школе.
– Откуда вы знаете? – спросила Джесса.
– Домашняя работа, – ответил Сент-Джон. Он сам это выяснил, поняла Джесса. Это привело к тому же вопросу: зачем? Но она не стала переспрашивать, зная, что получит тот же, ничего не объясняющий ответ.
Джесса посмотрела на конверт, прислоненный к каталогу оборудования на столе, расчищенном ею для работы. Выбор стола в офисе был вынужденным. За неделю она настолько погрязла в этой дурацкой кампании, что не знала, как ей удастся одновременно присматривать за мамой. Слава богу, дядя Лэрри стал приходить чаще.
Эмблема, которую придумал Сент-Джон за двадцать секунд и изобразил несколькими штрихами ручки, была броской и эффектной. И Джессе пришлось признать, что добавленный им слоган о необходимости держать Сидар в хороших руках был куда лучше простого «Голосуйте за меня» в различных вариантах.
– Чем вы занимаетесь, когда не вмешиваетесь в кампании по выборам мэра в провинциальных городишках?
– Я… способствую.
– Не сомневаюсь, – криво усмехнулась Джесса, думая, что это звучит, напротив, весьма сомнительно. Не то чтобы она имела что-нибудь против, лишь бы это помогло победить Олдена. А в этом Сент-Джон был, по-видимому, достаточно хорош. Но ее интересовало, кому именно он «способствовал». Не следует ли ей это выяснить? Что, если она позволила странной привлекательности этого человека повлиять на ее суждения?
– …Этот снимок.
Оторвавшись от своих мыслей, Джесса увидела, что он указывает на фотографию в рамке на противоположной стене за письменным столом ее отца. Она не помнила день, когда снимок был сделан – ей едва исполнилось пять лет, – но это, несомненно, был ее фотопортрет. Длинные светлые волосы были перехвачены сзади лентой, она с восхищением смотрела на человека, который держал ее за руку, когда они стояли перед кафе «Стэнтонс» на Бродвее – это пышное наименование носила двухполосная дорога в Сидаре, ставшая еще более тесной, чем двадцать пять лет назад.
Как всегда, изображение ее отца, такого высокого и сильного на этой фотографии, вызвало комок в горле и слезы на глазах.
– Родство. Используйте это.
Джесса быстро заморгала, затем, когда смысл сказанного дошел до нее, повернулась к нему:
– Что?
– Флаерс. Это фото.
Они заговорили о флаерсе для избирательной кампании. Вернее, говорила Джесса, а Сент-Джон произносил «да» или «нет».
– Я не хочу использовать своего отца, – сказала она, поднявшись и снова начав ходить по комнате. Что-то в этом человеке нервировало ее – это чувство было непривычным. А когда он прикасался к ней, невольно или намеренно, чтобы указать на что-то, чувство усиливалось.
– Не использовать. Напомнить.
– Все знают, кем был мой отец. Им не нужна фотография для напоминания.
– Тысяча слов [3] , – сказал он. Джесса не удержалась от улыбки.
– Интересно, что вы знаете о тысяче слов? – осведомилась она.
На мгновение уголки его рта дернулись. Была ли это тень улыбки или гримасы, Джесса не смогла понять. Но она не сомневалась, что ей удалось задеть его за живое. И это вызвало у нее ощущение мимолетной победы.
– Глупо не знать, – кратко произнес Сент-Джон.
– Для манипуляций?
– Политика, – отрезал он. С этим Джесса не могла спорить – что такое политика, если не манипуляции? По крайней мере, Олден и люди его сорта практиковали их даже на уровне маленького городка.
– Мой отец этим не занимался, – сказала она, вернувшись от двери к столу. – Он просто говорил с людьми – они знали его и знали, что он защищает их интересы.
– Благие намерения.
– И дорога в ад. Да, знаю. И мой отец тоже это знал.
Джесса подошла к отцовскому столу, глядя на большой календарь, служивший ему блокнотом. Он был все еще открыт на январе – месяце, когда отец умер, – и несколько каракулей иногда были единственным письменным свидетельством торговой сделки. Это было все, в чем нуждался Джесс Хилл. Жители Сидара знали это и доверяли ему настолько, что избирали мэром шесть сроков подряд.
Вначале Джесса говорила себе, что ей нужны эти записки, так как не все сделки были завершены. Но теперь она понимала, что не может выбросить эти каракули, сделанные знакомым любимым почерком.
– Отец не только намеревался, – тихо сказала Джесса. – Он делал и добивался результатов.
– Да. И вы тоже.
– Если я выиграю.
– Используйте фото.
Она сердито повернулась к нему:
– И как это поможет мне победить Олдена, завоевывающего симпатии горожан, играя на смерти первой жены и сына?
На мгновение лицо Сент-Джона окаменело.
– Меня тошнит при мысли о том, что он займет место моего отца, – продолжала Джесса. – Дело не только в уловках с целью вызвать сочувствие, но все эти разговоры о «благе детей», в то время как он…
Она внезапно оборвала фразу, поняв, что сболтнула лишнее в разговоре с человеком, который, как ни странно, внушал ей доверие, но все же был всего лишь незнакомцем. И хотя, несмотря на его странные манеры, ей было уютно и спокойно с ним, не следовало говорить ему о своих недоказанных и, похоже, недоказуемых подозрениях.
– В то время как что?
Его голос был мягким и спокойным, но в нем чувствовалось напряжение, насторожившее ее еще сильнее.
– Ничего, что я могла бы предъявить против человека, которого все считают верхом совершенства.
– Все? А вы?
– Я меньшинство в единственном числе.
– В единственном?
Джесса пожала плечами, желая оставить эту тему.
– О'кей, может быть, еще полдюжины не поддались его чарам. Но это по-прежнему крепкая кирпичная стена.
– Используйте фото.
– Нет.
– Он причина.
– Того, что я это делаю? Да. Никто не убедил бы меня баллотироваться, если бы не отец. Но я не собираюсь использовать его или его… смерть, чтобы увеличить свои шансы.
Джесса понимала, что снова говорит слишком много. Но его раздражающая сжатая манера выражать свои мысли просто вынуждала ее говорить больше, чем она хотела бы.
