– Варфоломей Игнатьич, с гостями тебя! – поднимая большую кружку с пенящимся до краев пивом, торжественно произносит хозяин и выпивает ее до дна одним махом.
И началось…
– Кузьма Григорович, ну извини, что так поздно пристаю… давай выпьем, у меня коньячок есть… С собой привез, армянский, питерского разлива… ха-ха…
…
– Почему не хочешь, ты тоже на диете?…
…
– Как почему тоже? Ты же говорил, что лечишь народ от голодухи, ну тех, кто голодает? А кстати, что ты хотел этим сказать? Я что-то ничего не понял…
…
– Что? Ну ладно, ладно, не хочешь, не говори… Лучше наливай… О, хорошо… Не, ну а все же, чего ты скрытничаешь?…
…
– Что?… Чего боишься?… Кто будет к тебе бегать?…
…
– Какие пациенты? Ты что, собираешься и здесь их откармливать?…
…
– А-а, ну извини, я не понял… А что же ты тогда с ними делаешь?…
…
– Как понять – редкая профессия?…
…
– Кто-кто?…
…
– Секса, секса… патолог?! Не, постой, а разве так бывает? Не, ну секса я еще понимаю, а патолог тут при чем?… А, понял – ты занимаешься теми, кто помер от секса!.. Как же ты их лечишь – им же уже твой секс, что мертвому припарки… Ха-ха-ха… «Был до секса путь наш долог, но помог сексопатолог!» Не, это придумать надо – патолог секса!..
…
– Все, все… Ну, не сердись… Понимаю… Конечно, понимаю – сложная штука… По опыту знаю… Иногда так вымотаешься!.. На вот лучше – выпей…
…
– Григорович, извини за любопытство, а сильно тяжелая у тебя работа?… Не, ну я в практическом смысле спрашиваю… А, одни разговоры… Жаль… А то я думал, может, тебе молодой здоровый ассистент нужен…
…
– Ну, вот сразу – набрался! Не, ну выпили… пивка…
…
– Ой, что было… Словами разве расскажешь? Это было… ну, просто: ой! А дед-то! Как забацал нам на гитаре «Комаринского», струну в запале порвал! Есения тоже… Наливочка на щеках как заиграла! На меня посмотрит-посмотрит, да как зальется колокольчиком! А Варфоломей Игнатьич, у-у, вражина рыжая, все мурчит да об бедро ее нежное обтирается – знает, паразит, где приложиться. Пива с нами за компанию нализался – тарахтеть начал как Т-34…
…
– Что значит: «Куда я смотрел»? На него и смотрел!..
…
– Так, а что я мог поделать? Он – животина, меньший брат наш, его обижать нехорошо…
…
– Почему добрый?… Не, не со всеми…
…
– Да какой он ухажер, рванина рыжая!..
…
– Да не, Григорович, ты не понял – это ж кот…
…
– Да не такой кот, а кот – с полосками, рыжий… Так я так и говорю…
…
– Понятно – не пришли – не до ужина нам было… Да кому он нужен этот санаторский ужин, когда тут такой рай на столе и в душе… О, кстати, плесни-ка маленько… О, то-то…
…
– Пели… Помню, хорошо пели… громко… А Варфоломей Игнатьич-то, оказывается, подпевать умеет! Нет, хоть и вызывающе себя ведет, но мужик что надо. Мы тут его Мисюсю видели, приходила – ничего такая, беленькая. А Варфоломей Игнатьич с достоинством так, и не взглянет на окошко, где ее белая мордочка страдает за стеклом. Ну, конечно, зачем ему белобрысая Мисюся, когда тут чернокудрая Есения бока его драные своей ручкой оглаживает! У-у, гад… Налей-ка еще… Ага… Ну, давай… За них, родимых!
…
– Но пиво-то у деда, ох и забористое! О, какое слово интересное и, главное, правильное – потому и забористое, что пьешь и все – то к забору тянет, то под забор. Могучий русский язык… Без бутылки и не поймешь, а поймешь, так у-у-у…
…
– Как я добрался, как я добрался? Добрался! Шел-шел, шел-шел, полз, не, шел-шел и дошел… и все… И завтра еще пойду! Дед – мировой мужик, знает, что людям надо, а ты говоришь – удовлетворение естественных потребностей… Жрали бы твои доходяги нормально, не померли бы от секса!.. Ха-ха-ха… Ну ладно, не кипятись, твое здоровье, секса… патолог!
* * *
Тот, кто знает, что такое тяжелое утро похмелья, поймет состояние Леонида…
Он не помнил, как называют смесь коньяка и пива, то ли «северное сияние» то ли «адмиральский коктейль», но она была покруче традиционного «ерша». Все утро он чувствовал себя ужасно, в голове что-то гудело и взрывалось, как при артобстреле. Ему даже не помогло зелье, которое приволок Кузьма Григорович, прибежавший после завтрака, полный сочувствия и лекарского энтузиазма. Правда, при этом сосед изрядно веселился, вспоминая Леонида вчерашним.
Подробности Леонид помнил плохо, только ощущения – праздника и еще чего-то хорошего. Но за все надо платить – вот он и настал – час расплаты. Как сказал Кузьма Григорович, Есения к завтраку не пришла, видно, тоже плохо было, бедняжке. Ох, и жалел ее Леонид! Потому что понимал и сочувствовал…
«Зато ей сейчас, наверняка, не до воспоминаний о стеклянной прародине… У нее сейчас, наверное, как и у меня, перед глазами другая тара стоит… – думал Леонид. – Ой, тошнешеньки…»
Кузьма Григорович утешал, что это пройдет, только потерпеть надо. Как будто Леонид сам этого не знал! Он в детстве так к зубному врачу ходил – представит, что через час все будет позади, и вроде веселее на душе, да вот только как час этот пережить!
В открытое окно тянуло прохладой и свежестью. Нужно было вставать, умываться и идти к деду – отнести сумку Есении. Как-то она там?
На воздухе Леониду стало легче. По дороге он пытался разгладить помятое лицо.
Утро выдалось теплое, солнечное.
«Днем, наверное, даже жарко будет. Вон и народ, уже загорелый, спешит на пляж», – подумал он и с отвращением посмотрел на свои бледные ноги, мохнато выглядывающие из штанин длинных шорт. Ему было так кисло, что не хотелось думать ни о пляже, ни, что удивительно, о еде. Он вспомнил картину вчерашнего дедовского стола и поспешно отогнал видение.
Наконец Леонид добрался до знакомой улицы. Калитка была открыта, видимо, он ее вчера впотьмах забыл закрыть.
В саду было тихо. Леонид не спеша побрел к домику.
Варфоломей Игнатьич сидел на крыльце и выполнял «водные процедуры». На нем не было заметно никаких следов их вчерашнего веселья, хотя к пивку он тоже приложился изрядно…
Увидев Леонида, кот вскочил и с криками: «Мя-яу, мя-яу» побежал к нему навстречу.
Леонид остановился, ему стало интересно, что тот будет делать. Варфоломей Игнатьич подбежал к нему и, подняв хвост трубой, весь выгибаясь, начал обтираться о его ноги. Шерстка у него оказалась очень мягкая, Леониду было щекотно.
Он присел и погладил кота.
– Ну, привет тебе, а где хозяин твой, дома?
Посмотрев на него своими желтыми глазами, Варфоломей Игнатьич мяукнул и пошел, подняв хвост, к домику, оглядываясь на ходу.
В доме царила тишина.
– Прохор Дмитриевич! – позвал Леонид, остановившись на пороге комнаты, где у них вчера проходила «вечеринка».
