Что-то бормоча себе под нос, Ева направилась к машине, грубо расталкивая прохожих и заслужив пару ругательств и грубых комментариев вслед.
– В таком случае бросьте это. Бросьте этот академический тон со мной: мы пока еще работаем вместе.
– Вы только что угрожали меня уволить.
– Я не угрожала. Я только предложила вам поискать другое место.
Пибоди вся как-то сжалась, голос ее задрожал:
– Мне казалось и до сих пор кажется, что вы перешли границы дозволенного вчера вечером, когда вмешались в мои отношения с Чарльзом Монро.
– Вы мне тогда же очень ясно об этом сказали.
– В обязанности начальника не входит критиковать выбор друзей подчиненных. Это личное дело, и…
– Черт побери, конечно, это ваше личное дело. – Глаза Евы потемнели, но не от гнева, а от боли, однако Пибоди не заметила этого. – Вчера вечером я разговаривала с вами не как начальник. Я полагала, что говорю не с подчиненным, а с другом.
Краска стыда залила Пибоди от корней волос до кончиков пальцев.
– Даллас…
– С другом! – перебила Ева. – Что еще мне было делать, если этот друг не может разглядеть рядом с собой жиголо? Жиголо, который к тому же является подозреваемым в расследуемом нами деле!
– Но Чарльз…
– Вам никогда не приходило в голову, что Чарльз может быть убийцей?
– Нет, я считала, что это Руди, – простодушно ответила Пибоди. Представив такую возможность, она глубоко задумалась.
– Берите машину и поезжайте в управление. Введите капитана Фини и майора Уитни в курс последних событий по нашему делу. Скажите им, что я остаюсь в городе.
– Но…
– Черт возьми, отправляйтесь в управление! – вскипела Ева. – Это приказ начальника подчиненному.
Она повернулась и, не оглядываясь, стала пробираться через толпу.
– О черт… – Пибоди прислонилась к машине. Она не слышала ничего вокруг: ни гудящих автомобилей, ни громкую праздничную музыку, раздающуюся из магазина на другой стороне улицы. – Пибоди, ты идиотка.
Она всхлипнула и полезла в карман за носовым платком, но вспомнила, что Ева так и не отдала ей его. Вытерев нос тыльной стороной ладони, она забралась в машину и поехала выполнять приказ.
К тому времени, как она дошла до угла Сорок первой улицы, Ева достаточно успокоилась, чтобы понять, что не стоит идти пешком еще тридцать кварталов до лаборатории Дика. Однако ей хватило одного взгляда на кишащие людьми улицы, чтобы понять, что поймать машину ей вряд ли удастся.
Новая волна прохожих плотным потоком захватила ее и протащила еще полквартала, прежде чем она смогла вырваться из него. Проезжавший мимо торговый автокар с горячими сосисками обдал ее острым запахом своего опасного для здоровья людей продукта. У Евы на глазах выступили слезы. Она вздохнула и полезла за полицейским значком.
С трудом пробираясь между снующими автомобилями и ежесекундно рискуя закончить жизнь под колесами одного из них, она все-таки нашла свободное такси и показала водителю через стекло полицейский значок.
Забравшись на заднее сиденье, она попыталась уничтожить на своем лице следы только что пережитого стресса. Затем опустила руки на колени и, посмотрев в водительское зеркало заднего вида, встретила полный отчаяния взгляд…
Узнав двоюродного брата детектива Бринкльмена, Ева громко рассмеялась.
– Жизнь бывает непредсказуема, не правда ли?
– В любом случае сегодня паршивый денек, – пробормотал он.
– Ненавижу Рождество!
– Мне тоже сейчас оно не слишком нравится.
– Отвезите меня на Восемнадцатую улицу.
– Вы быстрее дойдете пешком.
Она посмотрела на плотный поток пешеходов.
– Поезжайте, и побыстрее. В конце концов, я при исполнении и с пробками разберусь.
– Вы хозяин, лейтенант.
Он принял с места, как метеор, и Ева закрыла глаза, сознавая, что головная боль, которая молоточками стучала в висках, не уйдет без химического вмешательства.
– Вы собираетесь взять реванш за бампер? – спросила она.
– Ну да, в таком движении больше делать нечего. – Он притормозил на углу Восемнадцатой улицы. – Мне, конечно, не следовало так невежливо говорить с вами, лейтенант. Но рождественские пробки не способствуют улучшению настроения.
– Ладно. – Она протянула ему деньги. – Забудем на первый раз.
– Благодарю. В любом случае, счастливого поганого Рождества!
Она рассмеялась не очень весело.
– Тебе того же.
В районе, где располагались медицинские лаборатории, морги и изоляторы для заключенных, прохожих было почему-то намного меньше. «Наверное, потому, что здесь почти нет магазинов», – рассмеявшись, подумала Ева про себя. Она подошла к зданию из стекла и бетона, в котором какой-то идиот-архитектор выразил свое представление о высокотехнологичной экономии, прошла через пустынный коридор и миновала охрану.
Была середина рабочего дня, и Ева не могла понять, куда подевались люди. Все стало ясно, когда она вошла в лабораторию, где гремела разгульная вечеринка. Музыка прерывалась раскатами смеха. Кто-то тут же всучил ей бокал с какой-то подозрительной, зеленого цвета жидкостью. Какая-то женщина, вся одежда которой состояла из коротенького лабораторного халата и защитных очков, танцевала рядом. Еве удалось ухватить ее за край халата.
– Где Дики?
– Где-то тут. Мне надо еще выпить!
– Вот возьми. – Ева сунула ей в руку свой бокал и стала прокладывать дорогу через разгоряченные тела и столы с оборудованием.
Дики сидел на каком-то канцелярском столе с блондинкой, причем его рука терялась где-то в недрах ее коротенькой юбчонки. Ева пришла к выводу, что та мертвецки пьяна, иначе она бы никогда не позволила этим привыкшим ковыряться в трупах пальцам залезть в себя.
– Эй, Даллас, присоединяйся к нашей гулянке! Не так классно, как твой междуусобойчик, но мы стараемся.
– Где, черт тебя подери, отчеты? Где результаты исследований? Что вообще здесь происходит?!
– Это Рождество! Открой глаза!
Ева бесцеремонно схватила его за шиворот и стащила со стола.
– У меня четыре трупа и женщина в больнице! И не говори мне, косоглазый сукин сын, чтобы я открыла глаза. Мне нужны мои результаты.
– Лаборатория закрылась в два часа, как и положено в Рождество. – Он пытался освободиться, но это ему не удавалось. – Это официальное распоряжение. А после трех – бурный праздник.
– Ради всего святого, он в бегах! Ты видел, что он сделал с этими людьми? Ты хочешь, чтобы я показала тебе эти проклятые пленки, на которых он заснял все, что делал с ними? Ты хочешь проснуться завтра утром и узнать, что он повторил все это, потому что ты не выполнил вовремя свою работу? Ты сможешь после этого жрать своего рождественского гуся?
