— В Риме, конечно, — по возможности легкомысленно пожимаю я плечами. — Отсутствие алиби, кража именно карт… да все указывало именно на Монацелли. Ну, кроме того, что он не мог это сделать. И когда мы приехали в Рим, я, — глубокий вдох, — сказала сеньору, что либо это он, либо его сын. В конце концов, не просто же так последний оказался в психиатрической клинике…
— А при чем тут алиби? — желчно интересуется Леклер. — Они неочевидны. Как минимум два из них — выглядят не иначе, нежели совпадение.
— В смысле?
— В смысле Картер и Марко…
— Марко могла бы подставить девица, а Картер… это очевидно. Он же Картер.
— Да, это присяжным будет очень просто объяснить эту фразу!
— Слушайте, агент, вы меня сюда из Штатов силком загнали ради чего? Ради убеждения присяжных? Картер здесь, и я его знаю. Зачем было тащить на Сицилию его обиженную бывшую подружку, если вы хотели, чтобы она судила объективно? До меня у вас не было ничего, со мной появилось хоть что-то, а то, что я рассуждала, как умею, ну простите! — Раздраженно откидываю волосы, но, кажется, каждый присутствующий видит, как дрожит моя рука. Это я зря! — Вот и Кристофер думал так же: поставьте бутылку перед алкоголиком, и он ее выпьет, поставьте перед Картером Джоанну Конелл и ждите, он психанет. — Шон гневно на меня зыркает. Ну-ну, еще скажи, что я вру. — Так вот. Я рассказала Монацелли о своих подозрениях, он, как я и рассчитывала, испугался. — Чувствую, еще парочка слов, и Манфред согнется от хохота! Его психопатическая улыбка с каждым моим словом все ширится. — Он просто отдал мне запись. Я, так сказать, пошла ва-банк. Но это сработало. Оказалось, что алиби Марко не должно было рассеяться как дым. Ну и все…
— Вот так просто? — умиленно говорит Леклер.
— По-вашему это просто? Мне просто не было! — возмущаюсь я и пытаюсь принять вид оскорбленной гордыни. — Это, между прочим, было очень тяжело. Психологически, разумеется. Он же человек, который является, фактически, покровителем всех программис…
— Хватит! — обрывает меня агент. — Келлерер!
Зовет он, и из-за дверей появляется Эддисон. В руках у нее талмуд с кодами, в глазах — раскаяние. Внутри моего мозга проносятся все ругательные выражения, какие я слышала в своей жизни.
— Что это? — шепотом спрашивает Карина. Интуиция — штука чудесная, но не сегодня и не для нее.
— Это коды ваших взломов, которые доктору Конелл не удалось от нас спрятать, — торжественно сообщает Леклер. — Я сразу предположил, что эта мнительная особа будет прятать доказательства, оставалось их только найти.
И все взгляды обращаются ко мне. Спорю, я бледна как полотно. Но Карина все равно зеленее. Мир вращается, земля качается. Мой фарс был обречен с самого начала, как только я спрятала папку. Я идиотка. Нужно было ее отдать или уничтожить, но ведь я девочка запасливая! Мне хочется пойти и ударить головой о стену. Несколько раз. Леклер настоящий подонок, то-то он был таким тихим! Я невольно бросаю взгляд на Шона. На его лице маска абсолютной невозмутимости. Я ничего не выиграла своей ложью, кроме, может его неприкосновенности… И я делаю новую попытку спасти оставшееся.
— Это доказывает, что Монацелли мог…
— Это доказывает, что вы сокрыли улики, доктор Конелл!
— И непосредственно к делу не относится. Доказательства у вас уже есть и…
— Лучше расскажите, когда вы шантажировали Монацелли, где все это время находился Шон Картер? — Вот этот ублюдок и добрался до последнего оплота!
— Рядом со мной, — отвечаю я по возможности легкомысленно, будто в этом ничего странного вообще.
— Вот как! — умиляется агент.
Но у меня в горле так сухо, будто наждачкой прошлись. Все идет не так, все! Он прикопает не только моего отца, но и всех Бабочек, и мою голову сверху повесит, чтобы неповадно было!
— Материалы у меня, все у меня, что должен был сделать он? Врезать мне, отобрать улики и вылизать ваши новые погоны? Он всего лишь расставил приоритеты и предпочел повышению одного неблагодарного агента жизнь моего отца!
Как там говорится? Эффект разорвавшейся бомбы. На меня оборачиваются и Карина, и Марко, и Такаши… Все смотрят. Вот сейчас самое время плакать. Давить на жалость и Леклера, и всех остальных. Авось проникнутся. Но я снова не могу выдавить ни слезинки.
— Черт… — шепчет Пани, и я чувствую, что скорее расчувствуется она, чем я. Прекрасно!
— Только к ней он приплюсовал еще и компанию Монацелли. Как удобно, вам не кажется?
— Удобно? Простите, но я вообще не понимаю ваших слов! — нахожу я брешь и бросаюсь в атаку. — Манфред в большом долгу перед Бабочками за то, что он с ними сделал. Он навлек на них вас и вам подобных! После такого подарить им приличное руководство — его прямая обязанность. Так что я не вижу несоответствий!
— И так удачно совпало, что вы оказались там все вместе! Прелесть! Доктор Конелл, вы хоть представляете насколько очевидно покрываете Картера?
Все, он меня взбесил окончательно! Я всплескиваю руками и выдаю самую честную тираду за весь вечер:
— Если мы играем в игру посади Картера и выиграй плюс одну жизнь папе, я напишу заявление тут же. За преследование, за причинение физического вреда, подпишу кучу бумаг о переходе в неположенном месте и превышений скорости, но ровно столько, сколько знаю. Я отказываюсь безосновательно потакать вашей ненависти. Мне сказано было отдать вам того, кто взял Пентагон. Это сделал Манфред Монацелли. Не Шон Картер. Что вы хотите от меня? Лжесвидетельство? — Я делаю к нему два шага и смотрю глазами, которые и каменную статую могли бы разжалобить. Здесь бы снова не помешали слезы, да побольше, но их нет. Промакиваю пальчиками внутренние уголки глаз, надеюсь лишь на то, что Леклер отсутствие слез с расстояния не рассмотрел. — Послушайте, я ничего, ничего больше не знаю. Допрашивайте меня сколько угодно, делайте что хотите… но ходатайствуйте за моего отца, прошу.
— Это не мне решать, доктор Конелл. Моя подпись у вас уже есть. Все зависит от полковника.
— Да, полковник, я знаю. Но вы можете с ним говорить, это он меня вам на растерзание отдал.
— Доктор Конелл, я верю, что ваш отец человек хороший и жертва обстоятельств, как и вы. А потому дружеский вам совет: будьте в суде более убедительны, чем сегодня. До встречи, — он отступает к двери и тянет за собой Монацелли, но тот не позволяет себя увести.
— Постойте, — говорит он. — Дайте мне хотя бы пару слов сказать своему потенциальному убийце.
Мгновение Леклер колеблется, но все же позволяет Манфреду подойти ко мне. Тот останавливается достаточно близко, чтобы больше никто не услышал, о чем речь.