чувство, ни с чем не сравнимое, пробирающее до костей. Мне хотелось уйти, убежать без оглядки, забиться в безопасный угол и выкричать свою боль. Я считала минуты, пряча дрожащие пальцы в карманах зимней куртки, и отрешенно глядя в пресное уставшее лицо мирового судьи. Шея и плечи затекли, в висках гудел пульс. Меня то знобило от холода, то бросало в жар, я готова была сорваться в любую минуту, но не имела никакого права на жалкую слабость.
Когда все закончилось, я, не чувствуя ног, выскочила на улицу и, жадно глотнув морозный воздух, поплелась по ступеням вниз. Нужно было вызвать такси, но в тот момент мне хотелось просто идти. Идти куда угодно, лишь бы подальше от этого места. И я шла, никого и ничего не видя перед собой, врезаясь в случайных прохожих, попадающихся навстречу, бормотала невнятные извинения и шла дальше…
Кравцов догнал меня на перекрёстке, схватив за локоть, не дав мне ступить на проезжую часть, и резко развернул к себе.
– Стой. Красный. Жить надоело? – рявкнул мой бывший муж.
Бывший.
Не мой.
Я дернулась из последних сил и, вырвавшись, как полоумная, побежала по тротуару, мысленно умоляя его оставить меня в покое, но он не оставил. Догнал в арке между домами, снова схватил и, развернув, впечатал спиной в бетонную стену. Мы оба тяжело дышали, устав от нелепой гонки. Я понимала, что в его глазах мое поведение выглядело как полнейшее безумие и трусость, и у него найдется миллион причин, чтобы считать меня бессердечной неблагодарной сукой. Я была готова даже к его ненависти и презрению, но, когда наши взгляды встретились, впервые за полтора месяца молчания, осколки моего сердца разнесло в пыль. В его глазах зияла бездонная ледяная чёрная мгла, в которой он похоронил все, что было между нами. Полтора месяца… Как ему удалось?
– Всего два слова. Я тебя не трону. Не дури, – произнес он ровным тоном и, отстранившись, убрал руки в карманы пальто.
Передо мной стоял незнакомец, по-прежнему красивый, но теперь уже бесконечно чужой. Это было больно, по-настоящему больно, хотя я и утратила своё право испытывать подобные эмоции после своего позорного бегства. Я первой отвела взгляд, потому что не смогла бы продержаться дольше.
– Что ты хочешь? – облизав пересохшие губы, уставилась на его заросший щетиной подбородок. Не побрился даже ради развода. Уставший, злой и невыносимо далекий.
– Уже ничего, Олеся, – пожав плечами, саркастично отозвался он. Назвал полным именем. Строго, официально. Обидно. Она все еще Майка, а я уже Олеся.
Кравцов отошел еще на шаг, нервно закурил, глубоко затягиваясь. Взглянув на него, я поймала изучающий строгий взгляд и едва не скорчилась от боли. Он заметил, но понял по-своему.
– Так тошно на меня смотреть? – прищурившись, небрежно ухмыльнулся он. – Потерпи, много времени не отниму.
– Говори, – придав голосу твердость, прошептала я. Отлипнув от стены, вздернула подбородок, дублируя обращенный на меня взгляд. – Машину не отдам. Это подарок.
Он дернулся, словно я его ударила, под скулами заходили желваки.
– Думаешь, я бежал за тобой, чтобы машину отобрать? – губы раздвинулись в недоброй усмешке. – За кого ты меня принимаешь, Олеся?
– Я просто сказала…
– Ты ничего «просто» не говоришь, – перебил меня ледяным тоном. Снова затянулся, покачиваясь с пятки на носок и парализуя меня сканирующим взглядом. – Я продаю дом, – сказал, как выстрелил. Я изумленно распахнула глаза. – Часть денег переведу тебе. Не смей отсылать обратно. Поняла меня?
– Зачем? – растеряно пробормотала я.
– Потому что я так решил, – процедил сквозь зубы, решив, что я буду возражать.
– Зачем ты продаешь дом?
– А зачем он мне нужен без…, – не закончив, он бросил тлеющую сигарету под ноги, взглянул на меня тяжело и страшно, на долю секунды приоткрыв завесу того, что носил внутри. Потеряв дар речи, я содрогнулась от чудовищной боли. – Прощай, Веснушка, – протянув руку, Саша смахнул слезинку с моей щеки и растер между пальцами. – Не плачь, ты сама этого хотела, – прошептал он, а потом развернулся и, не сказав больше ни слова, пошел прочь.
Я смотрела ему вслед, пока высокий силуэт полностью не скрылся за толпой прохожих. Слез больше не было, только опустошение и грохочущий звон в ушах. С неба начали падать крупные хлопья снега, накрывая белым покрывалом празднично украшенные улицы. Город готовился к встрече Нового года, люди спешили куда-то, покупали подарки, загадывали желания, ждали волшебства…
Я вышла из арки и, обхватив себя за плечи, задрала голову к небу. Я никогда не верила, что где-то там за облаками обитает тот, кому не все равно на всех нас, но в тот момент мне отчаянно хотелось верить, что кто-то сверху услышит мою отчаянную мольбу.
Закрыв глаза, я слизала с губ растаявшие снежинки и беззвучно прошептала, обращаясь к молчаливым небесам.
Пожалуйста, дай ему сил забыть меня.
Это было по-детски наивно и глупо, но мне стало легче. Совсем чуть-чуть и ненадолго. Короткая передышка перед следующим прыжком в неизвестность.
Боже, если бы я могла хоть на мгновенье заглянуть в будущее, то попросила бы совсем о другом.
апрель 2020 год
Кравцов
– Александр Сергеевич, время вышло, – Валентина, моя ассистентка, показывает сначала на часы, а потом на стеклянную дверь, отделяющую красную зону от вспомогательных помещений. Коротко кивнув, я перевожу взгляд на пациентку, часть лица которой скрыта кислородной маской.
– Наталья, моя смена закончилась, к вам подойдёт другой доктор, – четко выговаривая слова, я смотрю в распахнувшиеся в панике глаза, и показываю на маркерную надпись поверх защитного костюма. – У него вот здесь будет написано то же самое. Ни о чем не волнуйтесь. Ваше состояние стабилизовалось. Через пару дней мы переведем вас из реанимации. Как только справимся с этой болезнью, вернемся к другой. Вы меня поняли? – женщина моргает в знак согласия. – Хорошо, вы большая молодец, Наташа. Я вами горжусь. Увидимся утром, а сейчас поспите. – погладив пациентку по ладони, я киваю на прощанье и направляюсь к выходу.
– Валь, тоже закругляйся, – махнув рукой помощнице, кричу я. Не смея спорить с начальством, она послушно семенит следом.
Адски хочется сорвать чертов респиратор, очки и защитный комбинезон еще на ходу, но я этого не сделаю, пока не пройду все необходимые процедуры. Как бы я ни кичился своей выносливостью, постоянное нервное напряжение, физическое неудобство, накопившаяся усталость и недосып делают свое грязное дело. Двадцать дней в красной зоне из самого стойкого оловянного солдатика способны сделать разбитую рохлю. Я не жалуюсь, никто насильно не загонял меня сюда. Как и многие мои коллеги, я осознанно принял решение остаться со своими пациентами, когда в моем отделении появились первые ковид-положительные больные.
Богданов был в отпуске, когда эпидемия пробралась через стены нашей больницы. Он тоже рвался на помощь, но я его развернул домой, к беременной жене и сыну. Теперь Олег в отместку душит меня ежедневными звонками по скайпу, словно мне тут больше заняться нечем.
Пройдя дезинфекцию и приняв горячий душ, заваливаюсь в свой кабинет, превратившийся в место постоянного жительства. Все необходимое для жизни есть: диван, чтобы спать, стол, чтобы есть, и даже чайник, чтобы чай-кофе пить. Туалет и душ правда общие, но это мелочи. В общаге с удобствами было сложнее. С одеждой еще беда, но ее тут много и не нужно. Если что-то срочно понадобится, Олег передаст.
– Лёгок на помине, – ухмыляюсь я, почувствовав вибрацию мобильника в кармане брюк. Достав гаджет, смотрю на мутный с разводами экран (телефоны тоже проходят обязательную обработку после каждой смены), на котором высвечивается физиономия друга. Хорошо хоть не видео звонок. Нет ни малейшего желания лицезреть его холеную довольную морду. Если честно, это единственный человек, оставшийся снаружи, по которому я не успеваю соскучиться.
– Богданов, имей совесть. У меня всего пять с половиной часов на сон, – рухнув на диван, взбиваю подушку и наконец-то вытягиваю ноги.
– Саш, это Майя. – отвечает совсем не тот голос, который я рассчитывал услышать. – Я
