домов вглубь леса. Дом был замечательным: уютный, новый, до нас в нём совсем никто не жил, правда, большеватый, как для двоих, но Брэму он сразу же понравился, так что я тоже в него влюбилась всем своим сердцем. В этом месте Брэм научил меня готовить разнообразные блюда (особенно хорошо у меня получались пудинги), хотя продолжал предпочитать заниматься этим процессом в одиночку – у нас появилась большая, роскошная кухня, – а еще именно здесь он научил меня стоять на коньках, играть в хоккей с соседями, с которыми, как выражался Брэм, “нам очень сильно повезло”, хотя его и напрягало отношение одного соседа к своей жене… Но опасность благополучно миновала: пара переехала на юг, продав свой дом молодой семье с тремя детьми и четвёртым на подходе. Я испытала невероятное облегчение от такого разрешения столь напряженной для нашей пары ситуации.
В этом доме мы жили только зимой, потому что Брэм любил зимние праздники и предпочитал проводить их в домашнем уюте. После первой же зимы эти праздники полюбила и я: украшение рождественской ёлки и сияние огоньков гирлянды в темноте напротив мигающего угольками камина, и мы с Брэмом в обнимку под пледом – одно из лучшего, что происходило в моей жизни. И ещё игра в снежки, несомненно… Всё это для меня было неизвестно и ново, и скоро стало дорого и любимо.
Однако всю мою жизнь меня больше всего поражала, впечатляла и вдохновляла именно возможность путешествовать. Со временем мы обзавелись новыми настоящими паспортами и совсем перестали сидеть на месте, даже однажды провели в своём доме неполную зиму – всего два месяца, и снова в путь, в который я всегда так стремилась и тянула за собой Брэма…
Первые двенадцать лет были такими цветастыми, яркими, головокружительными и пьянящими, что я не успела заметить, как они миновали. Мы побывали в девяносто одной стране, перепробовали миллионы вкусов, увидели миллиарды красок. До моего тридцатилетия оставалось не так уж и далеко, когда я в первый раз серьёзно занемогла. До тех пор я только пару-тройку раз несерьёзно простывала, но не более того, а здесь вдруг совсем раскачалась. Было начало весны, мы только приехали в Италию из Австрии, и всё, как и всегда, казалось таким замечательным, но со мной начались такие серьёзные неполадки, что я едва находила в себе силы наслаждаться теплотой весенних дней или вечерними сеансами просмотра фильмов, которые Брэм вдруг устроил мне: вместо привычных триллеров потоком подсовывал сплошь любовные мелодрамы, обязательно со счастливым концом в виде свадеб, рождения детей, формирования счастливых семей… Позже я долго смеялась, узнав, что таким образом он подготавливал меня к обряду предложения мужчиной женщине руки и сердца. Он стоял на одном колене, как все мужчины из романтических фильмов, и протягивал мне потрясающей красоты колечко в коробочке, обитой красным бархатом. До того волшебного вечера я даже не думала о нас в таком ключе и вообще не предполагала, что мы можем официально стать мужем и женой. В моём представлении мы уже таковыми являлись, а белые наряды, золотые кольца, запряженная карета, букеты цветов – это всё казалось мне скорее сказкой, нежели тем, что действительно может случиться в моей реальности. Родом из сказочной фантазии было и то, что со мной начало происходить после того, как я сказала заветное “да”. Стоило Брэму надеть помолвочное кольцо на мой безымянный палец, как он сообщил мне невероятное – сказал, что я беременна. Я расхохоталась. Я, и вдруг беременна?! С чего бы это?! Мы не планировали заводить детей, хотя много лет назад, сразу после нашего прибытия в Канаду, и выяснили тот факт, что я вовсе не стерилизована. Тогда же мы определились с тем, что заводить детей мы не будем. Я считала себя слишком травмированной для подобного и сразу же предупредила Брэма о своём нежелании становиться чьей-то родительницей. Он покорно принял моё нежелание, утвердив, что всё будет так, как я того захочу. И вот спустя двенадцать лет после того, казалось бы решившего “всё” разговора, Брэм с сияющей улыбкой на лице ворочает кольцо на моём безымянном пальце и улюлюкая сообщает мне о какой-то там моей беременности… Да, за пару недель перед этим мы немного выпили в роскошном номере необыкновенного отеля и, обнаружив пустую упаковку презервативов, всё равно не сдержались и занялись страстным сексом, но подобное было не впервые… Мы уже так делали пару раз – и ничего не случалось, никаких последствий.
Уже через пятнадцать минут я, сидя на унитазе и удерживая тест на беременность под струёй своей мочи, при этом оттопыривая безымянный палец с кольцом в сторону, чтобы не замочить эту красоту, не верила в происходящее… Да, меня беспощадно тошнит по утрам, да, я стала есть лимоны, да, мне вдруг стало тяжело просыпаться, но беременность – это ведь не про мою жизнь…
Уже спустя несколько секунд тест в моей руке показал две полоски. Я так громко всхлипнула, что Брэм вбежал в туалет с самым беспокойным выражением лица из всех, что мне до сих пор доводилось видеть в его арсенале… Я была напугана этой обескураживающей новостью, а он… Он буквально сиял от радости! Я не выдержала и безжалостно стукнула ладонью будущего отца моего ребёнка, и рассмеялась, и заплакала, и плакала-плакала, а он всё смеялся и обнимал меня.
Когда у меня начал расти живот, он признался мне в том, что всегда мечтал о сыне. После этого у нас состоялся долгий разговор, в результате которого выяснилось, что с момента моего отказа стать матерью прошло двенадцать лет, за которые мы больше ни разу не разговаривали на эту тему. Сейчас для меня это кажется пугающим, потому что я едва не упустила возможность обзавестись самым бесценным человеческим счастьем – своей собственной, дружной, любящей семьёй.
Первого декабря у нас родился сын – Ноа. Ребёнок получился очень красивым: глазами и носом похожий на меня, а всем остальным пошедший в своего отца. Весь следующий год стал для меня невероятным открытием себя и Брэма с новой стороны. В результате я настолько впечатлилась счастливым родительством, в частности Брэмом в роли счастливого отца, что, уложив сына спать в его первый день рождения, призналась Брэму в том, что хотела бы как можно скорее завести ещё одного ребёнка.
Вторая беременность наступила спустя три месяца после моего заявления. И снова сын – Майкл. Брэм был на седьмом небе от счастья: целых два сына! Он и мечтать о