– Я тебе прямо сейчас скажу, что я на самом деле чувствую. Под запись или без, мне все равно.
– Ты рада, что она мертва.
– Ошибаешься. – То, что стискивало ее изнутри, вдруг ослабло. Потому что Марни была не права. Абсолютно. – Если бы это зависело от меня, Труди сейчас была бы в тюрьме. Точно так же, как и ты. Она сидела бы в тюрьме за то, что сделала со мной, с тобой, за всех девочек, которых она мучила, за всех женщин, которых шантажировала. Это правосудие.
– Это чушь собачья.
– Нет, это моя работа, – поправила ее Ева. – Но ты не оставила мне возможности ее выполнить. Ты взяла кистень и раскроила ей череп.
– Я этого не планировала…
– Может, и нет, – перебила Ева, – но ты на этом не остановилась. Пока она лежала на полу, истекая кровью, ты украла ее вещи. А чтобы добраться до того места, с которого тебе удобно было планировать свою месть, ты использовала ни в чем не повинного человека. Ты вылезла из постели, где занималась с ним любовью, и убила его мать. А потом ты смотрела, как он оплакивает свою потерю. Ты отправила его в больницу просто смеха ради, чтобы, как ты сама говоришь, немного подстраховаться. Ты сделала с ним то, что она пыталась сделать со всеми нами. Ты превратила его в ничто. Если бы я могла, засадила бы тебя только за одно это.
Ева оперлась руками о стол и наклонилась так, чтобы их лица оказались на одном уровне.
– Я не такая, как ты, Марни. Ты выглядишь просто жалко: отнимаешь и разрушаешь чужие жизни ради того, что давным-давно прошло, закончилось.
Вот теперь появились настоящие слезы, слезы гнева, засверкавшие в глазах Марни.
– Это никогда не заканчивается.
– Ну, у тебя будет много времени, чтобы об этом поразмышлять. От двадцати пяти до пожизненного. Я не такая, как ты, – повторила Ева. – Я коп. И я доставлю себе удовольствие: лично отведу тебя на оформление.
– Ты лицемерка! Лгунья и лицемерка.
– Можешь думать, что хочешь, но сегодня ночью я буду спать в своей постели. И я буду спать крепко. – Ева подхватила Марни под руку и заставила ее подняться. Вытащив наручники, она застегнула их на запястьях у Марни. – Пибоди, будь добра, закончи тут все.
– Меня выпустят через полгода, – сказала Марни, когда Ева вывела ее в коридор.
– Мечтать не вредно.
– А Бобби оплатит услуги моих адвокатов. Труди это заслужила! Признай это! Она это заслужила. Ты ее ненавидела не меньше, чем я.
– Ты меня просто раздражаешь, – устало ответила Ева. – Ты украла у меня шанс встретиться с ней лицом к лицу, сделать мою работу и заставить ее заплатить за все, что она натворила.
– Мне нужен адвокат. Мне нужна оценка психиатра.
– Получишь и то и другое.
Ева втолкнула ее в лифт и повезла вниз, в отдел регистрации арестов.
Когда она вернулась к себе в кабинет, к ней пришла Мира. Она закрыла за собой дверь.
– Вы отлично провели допрос.
– Мне просто повезло. Ее тщеславие сыграло мне на руку.
– Вы ее раскусили. Ей не удалось раскусить вас.
– Она промахнулась, но совсем ненамного. Мне приходилось убивать, и я знаю, что во мне есть склонность к насилию, поэтому я способна убивать. И тогда, и сейчас. Но умышленное убийство – это совсем другое. Я не увидела этого в моем отражении. Но все дело в том, – добавила Ева, – что и она в своем отражении этого не увидела.
– Но вы увидели правду, а она нет. Она не хочет видеть. Знаю, вам нелегко далось то, что вы сделали. С самого начала вам было нелегко. Как вы себя чувствуете?
– Мне придется съездить в больницу и рассказать несчастному Бобби, что она сделала и почему. Мне придется поехать туда и разбить ему сердце. Этот шрам останется у него навсегда. Если бы не это, я могла бы чувствовать себя гораздо лучше.
– Хотите, я поеду с вами?
– Потом. Потом ему может кто-нибудь понадобиться. Это ему решать. Но, мне кажется, дурную весть я должна сообщить ему сама. Поговорить с ним с глазу на глаз. Мне кажется, я ему обязана. Как вы думаете, может, мне связаться с его партнером? Они близкие друзья. Скажу ему, чтобы летел сюда.
– Я думаю, Бобби повезло, что у него есть такой друг, как вы.
– Друзья для того и существуют, чтобы протянуть руку помощи, даже если вам кажется, что вы этого не хотите, что вам это не нужно. Спасибо вам, что пришли сюда. Вы могли бы протянуть мне руку помощи, если бы она мне понадобилась. Но со мной все в порядке.
– Тогда заканчивайте. Не буду вам мешать.
Час спустя Ева сидела рядом с Бобби в его больничной палате, беспомощно глядя на слезы, текущие по его щекам, и чувствуя себя глубоко несчастной.
– Этого не может быть. Это какая-то ошибка. Ты допустила ошибку.
– Никакой ошибки нет. И мне очень жаль, но я не знаю, как еще тебе об этом сказать. Я умею только так. Напрямую. Она тебя использовала. Она все это спланировала. Кое-что она задумала давным-давно, когда ей было тринадцать лет. Она утверждает, что не собиралась убивать твою мать. Возможно, это правда. Это был спонтанный порыв. У нее это всегда похоже на спонтанный порыв, может, так оно и есть на самом деле. Но все остальное, Бобби… Я знаю, это удар кулаком в лицо, но все остальное правда: она все спланировала заранее, она лгала, она использовала тебя. Она не та, за кого себя выдавала. Той женщины не существует.
– Она… она просто не способна…
– Это Зана Клайн Ломбард была не способна. А вот Марни Ральстон вполне способна. Была и есть. Она созналась, Бобби, она все мне рассказала от начала до конца.
– Но мы же были женаты все эти месяцы. Мы жили вместе. Я знаю ее.
– Ты знаешь только то, что она позволяла тебе знать. Она профессиональный манипулятор, у нее уголовное досье длиной в мою руку.
– И кто же я такой после этого? – Бобби сжал руку в кулак и стукнул по постели. – Кто я теперь такой?
– Ты жертва. Но тебе не обязательно оставаться жертвой. Она попытается сыграть на твоих чувствах. Она будет плакать и просить прощения, она скажет, что задумала все это еще до того, как узнала тебя по-настоящему, что она полюбила тебя, но было уже поздно. Она скажет, что в этом она никогда не лгала, она будет уверять, что сделала это для тебя, она найдет все правильные слова. Ты не должен поддаваться, Бобби. Ты же не хочешь снова стать жертвой.
– Я люблю ее.
– Ты любишь дым. Вот все, что она собой представляет. – Ева нетерпеливо вскочила на ноги. Угли гнева тлели у нее в груди. – Делай, что хочешь. Я не могу тебе помешать. Но одно я могу сказать: ты заслуживаешь лучшего. Я думаю, двенадцатилетнему мальчишке требовалось немалое мужество, чтобы тайком приносить мне еду, чтобы попытаться хоть немного облегчить мне жизнь. И сейчас тебе потребуется мужество, чтобы взглянуть в лицо тому, что тебя ждет. Я сделаю все, что смогу, чтобы тебе было легче.
