С такими замечаниями полковник обошел стол и отправился в другую палатку.
Мистер Гаркрос между тем исполнял свою обязанность более скромным образом. Он следил, чтобы пред всяким гостем стоял постоянно стакан пенистого эля или портера, угощал прекрасный пол хересом, и не выпускал из виду даже самых отдаленных гостей. Так как сельское население оказалось не совсем искусным в резании мяса, он сам резал кусок за куском, с быстротой и ловкостью, казавшимися гостям сверхъестественными. В полчаса он изрезал мяса больше, чем во всю свою предшествовавшую жизнь, и в то же время находил возможность любезничать со своею соседкой. Направо от него сидела самая старая женщина в Кингсберийском приходе, которая, по преданию, первая в своем околотке стала употреблять каток. Эта досточтимая матрона оказалась глуха, как камень, и внимательность мистера Гаркроса к ней ограничивалась только тем, что он подавал ей самые мягкие куски цыплят и белого хлеба, и от всей души желал, чтоб она кончила обед, не подавившись. Но его соседка по левую руку, Джанна Бонд, была молода и хороша, и он вспомнил, что видел ее в обществе Уэстона Валлори. Мистер Гаркрос был в том настроении духа, когда человек хватается за всякое развлечение, каково бы оно ни было, чтобы заглушить в себе тяжелые воспоминания и притупить медленную агонию раскаяния. Пустой разговор с сельскою красавицей не доставлял ему ни малейшего удовольствия, но самый процесс разговора развлекал его. Он пил больше, чем имел обыкновение пить в это время дня, и говорил так много, как способен был говорить только на больших обедах, в кругу общества, где считал нужным блеснуть умом, и этим средством заглушал в себе мысли о Ричарде Редмайне. Он не окидывал робким взглядом гостей, сидевших за столом, и не боялся увидеть этот роковой незнакомый образ. Неприятное известие, которое сообщил ему фермер Гольби, оставило в нем только неопределенное чувство беспокойства и предчувствие близкой опасности.
Мисс Бонд между тем была вполне довольна своим положением. Она занимала почетное место, которым завладела в минуту общего смятения, когда более робкие девушки стояли под руку со своими родными или кавалерами и ждали, чтобы их усадили, она обманула Уэстона Валлори, просившего ее сесть рядом с ним в палатке с красными флагами, она бесила своего преданного жениха Джозефа Флуда, сидевшего за несколько человек от нее, и бросавшего на нее свирепый взгляды в негодовании на ее кокетство. Все это доставляло ей большое удовольствие.
— Вот он лондонский джентльмен, о котором она толкует, — сказал себе Джозеф Флуд, и мистер Гаркрос пострадал в его мнении за все грехи Уэстона Валлори. — Она теперь не скажет со мной слова во весь вечер.
Мисс Бонд чувствовала на себе негодующий взгляд своего жениха, и тем с большим удовольствием кокетничала с мистером Гаркросом. За обедом было много говора и еще больше смеха, задушевного смеха по поводу самых незатейливых шуток. Это был говор и смех людей, забывших прошлое, не беспокоившихся о будущем и вполне наслаждавшихся настоящим. Их шутки и прибаутки были так же стары и топорны, как утварь их коттеджей, переходящая по наследству из поколения к поколению.
До сих пор мистер Гаркрос встречался с этим классом только как со свидетелями в суде. Теперь он находил, что они в общественной жизни не интереснее, чем в суде. «Но я думаю, что между ними встречаются и прекрасные характеры, или материал для прекрасных характеров», — думал он, глядя на окружавшие его лица. «Мне кажется, что у известного числа людей этого класса должна быть такая же пропорция природного ума, как у такого же числа людей, воспитанных в Вестминстере или в Оксфорде. Или ум зависит также от крови, и люди подвластны тем же законам, от которых зависит порода скаковых лошадей?»
Но он имел мало времени для таких соображений. Тосты следовали один за другим с необыкновенною быстротой. Официальные тосты за здоровье сэра Френсиса, леди Клеведон и мисс Клеведон, за полковника Давенанта, за управляющего Джона Ворта, за мистера Гольби, самого старого и важного арендатора, благосклонно согласившегося занять место за одним из второстепенных столов, между тем как он мог бы обедать с избранными, все эти тосты и много других были провозглашены самим мистером Гаркросом, в приличных случаю выражениях и с тайною скукой в душе, и в ответе на каждый тост следовал длинный спич, произнесенный кем-нибудь из гостей. Обед кончился только в половине четвертого, но мистеру Гаркросу, вышедшему из палатки рядом с мисс Бонд, казалось, что он длился целые сутки.
Местный оркестр уже выбился из сил, и ушел освежиться в одну из палаток, и лондонские музыканты, которым предстояло играть беспрерывно в течение всей остальной части дня, уже настраивали свои инструменты.
— Вы должны отдать последний вальс мне, — сказал мистер Гаркрос, опускаясь на землю у ног мисс Бонд, усевшейся на скамейке под деревом. — Я думал, что обед никогда не кончится. Как хорошо выйти на воздух, и чувствовать запах соснового леса после атмосферы палатки!
— Я не умею вальсировать — отвечала мисс Бонд, опуская глаза. — Мой отец был всегда против танцев. Но я знаю кадриль и лансье. Я выучила фигуры по книге.
— Так мы протанцуем лансье, хотя это самый глупый танец когда-либо изобретенный для унижения рода человеческого, — отвечал мистер Гаркрос, зевая. Он закрыл глаза, и несколько минут дремал под музыку веселого сельского танца. Он имел весьма неопределенное понятие о своих обязанностях почетного распорядителя, и считал их поконченными. «Протанцевать, если потребуется, танец с самою старою или хорошенькою женщиной на празднике он готов, — думал он, — но если полковник намерен подвергнуть его какому-нибудь другому беспокойству, пусть ищет его». Мягкая теплая трава, на которой он сидел, благовонная атмосфера соснового леса, прохлаждаемая легким летним ветром — все это производило на него необыкновенно успокоительное действие. Он вспомнил другой праздничный день в Клеведоне, и образ Грации восстал пред ним во всей своей молодой красоте. О, Боже, если бы он теперь открыл глаза и увидал себя у ее ног! Он вспомнил две грустные строки Соути:
О, если бы мы могли в позднейшие годы
Насладиться тем, что отвергли в молодости!
Глава XXXIX. «ЧЕЛОВЕК ЭТОТ ТЫ»
В три часа гости высшего класса отправились завтракать в большую столовую. Они съезжались с первого часа, и провели время, бродя по парку и глядя в приличном отдалении на счастливых поселян, как на зверей в клетках, Вероятно, это развлечение и игра в крикет казались им скучными, потому что сигнал к завтраку был встречен с очевидным удовольствием, и гости сэра Френсиса заметно оживились в столовой. Ухаживание, не клеившееся в парке, пошло как нельзя Лучше в столовой, под влиянием шипучих вин и одуряющего концерта голосов двадцати трех tête-á-tête. Жоржи, сидевшая против сэра Френсиса на противоположном конце стола, была совершенно счастлива. Праздник оказался необыкновенно удачным и должен был обратить на нее и на ее мужа внимание всего графства.
