Глава 32.
Сколько можно смотреть в след уехавшему автомобилю? Не так долго, на самом деле, особенно, когда промерзаешь до костей под порывами ледяного ветра. Возвращаюсь в корпус на негнущихся ногах, но вместо того, чтобы пойти к аудитории, где, должно быть, уже начался экзамен, иду в ближайший туалет, открываю горячую воду, которая на самом деле едва теплая, и грею окоченевшие ладони.
Лоб начинает сводить спазмом от сдерживаемых слез, и напряжение растет так стремительно, что кажется, будто у меня голова вот-вот разорвется. Не выдержав, позволяю себе заплакать, но изо всех оставшихся сил пытаюсь не допустить истерики. Со слезами голову отпускает, да и руки уже более-менее согрелись. Умываюсь, не задумываясь о макияже, промакиваю лицо сухой салфеткой, но что делать дальше решить не могу. Зеркало отражает опухшее лицо с красными щеками и носом, как у оленя Санты. Куда я так вернусь? Чтобы белобрысой амебе удовольствие доставить? Да и лишние вопросы появятся у всех, кто невольно оказался свидетелями нашей ситуации.
Но экзамен-то никто не отменял, да и что остается? Не просижу же я в туалете целый день, поэтому нехотя покидаю свое убежище и плетусь на нужный этаж.
-Что случилось? – едва завидев меня, бросается Ирка с расспросами, за ней подтягивается и Егор.
-Ничего, - отвечаю я, проходя мимо, чем немало удивляю подругу.
-Вера, - зовет она, но я не реагирую.
Прохожу и мимо Миши, который поддерживает спиной стену, и он поднимает на меня взгляд, смотрит пристально, но ничего не спрашивает. А где, интересно, белобрысая амеба? Конечно же, уже сбежала, ведь свою гадкую задачу исполнила в полном объеме.
-Вера, - подходит Димка, - что случилось? С тобой все в порядке? Ты плакала? – вопросы сыпятся один за другим.
-Нет, ничего, - отмахиваюсь я, - давай я тебе потом напишу?
Мне обязательно нужно будет поговорить, но только не сейчас, лучше даже не сегодня, не тогда, когда я осталась в такой неопределенности. Нам с Марком нужно время, нужно остыть, переосмыслить, и лишь после этого принимать решения.
-Ты же знаешь, что можешь обратиться ко мне с чем угодно и в любое время, - тихо говорит Димка и обнимает.
Но это совсем не то, что мне сейчас нужно. Сейчас я не должна раскисать, не должна привлекать внимание, не должна показывать свою слабость. А Димкины объятия расслабляют, хочется уткнуться носом ему в грудь и зареветь.
-Спасибо, спортсмен, - отвечаю я, отстраняясь.
-Воронова? – да что ж за день-то такой, когда всем от меня что-то нужно.
Оборачиваюсь и вижу своего дипломного руководителя, что, проталкиваясь через кучки студентов, рвется ко мне.
-Воронова, как раз хотел Вам звонить, но хорошо, что встретил. У Вас экзамен? – молча киваю, не испытывая угрызений совести за свою невежливость, - тогда сможете подойти ко мне завтра? Я бы хотел обсудить с Вами Вашу работу, пока еще свежи мои мысли по ней.
-Хорошо, - согласно киваю я.
-Тогда подходите к восьми утра, - говорит Эдуард Валентинович, - обсудим и будем свободны, - добавляет он, улыбаясь, на что получает от меня очередной согласный кивок.
Как раз в это время из кабинета выходит наша староста.
-Следующий может зайти, - говорит она, и я не думая иду на экзамен.
Домой приезжаю с чувством, что если немедленно не лягу в постель, то усну прямо на улице, прислонившись к какому-нибудь дереву, и, должно быть именно из-за усталости не замечаю лишних пар обуви у входа. Заметь я их, узнала бы мамины сапоги, развернулась и убежала бы, но, увы, прохожу в квартиру и на кухне, куда захожу за стаканом воды, нос к носу сталкиваюсь с Толиком, да так и застываю на месте, без возможности пошевелиться. Ощущаю, как по шее за ворот свитера стекают холодные капли, а кисти рук охватывает непроизвольный тремор, как медленно холодеют кончики пальцев, словно сосуды наполняются ледяной водой. В ушах стоит гул, сравнимый с ревом реактивного самолета, а желудок резко сводит, и будь там хоть немного еды, меня мы немедленно вывернуло наизнанку.
Толик с первого взгляда еще при знакомстве мне не понравился. Такое бывает, когда смотришь на человека, и он еще не сделал ничего плохого, но уже чувствуешь к нему какую-то неприязнь, как при взгляде, например, на таракана или дождевого червя. Помимо смазливого лица он имел до ужаса неприятные глаза - такие, которые называют «рыбьи», очень светлые, как будто водянистые и отвратительную пустую ухмылку.
-Верочка! – из-за спины этого шкафа появляется мама и тянется ко мне с объятиями.
Я ощущаю ее прикосновения, аромат ее дорогих духов, и, возможно именно это меня и отрезвляет. Отбросив ее руки, разворачиваюсь и, не обращая внимания на ее призывы, убегаю в свою комнату.
Нет, не может быть, только не здесь! Этот кошмар не может повториться!
-Вера! – вздрагиваю от неожиданности, когда мама без стука заходит в мою спальню.
-Зачем ты притащила его сюда? – кричу я, потому что просто не могу говорить спокойно, голос сам собой срывается в крик.
-Вера…
-Как ты могла? Сюда – в наш дом, где мы были семьей!
-Вера…
-Ты знаешь, что я не хочу и не могу его видеть, ты знаешь, как я к нему отношусь и ты все равно притащила его сюда! – не давая маме вставить и пары фраз, кричу я.
