Глава 6
Пробую принесенный для меня кофе.
Подношу горячий напиток к губам и осторожно делаю первый глоток.
Кремовый вкус ласкает мой язык. Чувствую сладкий и слегка горьковатый аромат зерен эспрессо и восхитительно успокаивающий запах вспененного молока.
Тепло напитка разливается по моему телу, даря приятное ощущение комфорта и расслабления.
– Спасибо, Максим, кофе действительно восхитительный.
– Подожди секундочку.
Он вдруг встает из-за стола и идет к небольшой витрине возле стойки баристы. Приподнимает стеклянную крышку и что-то достает. Возвращается к столику.
– Вот, – он ставит передо мной небольшую тарелочку с десертом.
Тирамису.
Легкий и воздушный, со слоями итальянского бисквитного печенья савоярди пропитанных кофе, чередующихся со сливочной начинкой из нежного сыра маскарпоне. Верх украшен шоколадной стружкой.
Выглядит так вкусно, что у меня слюнки текут.
Но перед глазами всплывает ухмыляющееся лицо бывшей лучшей подруги. "Тебе нужно меньше жрать пирожных, Светочка". Так она кажется сказала?
Вздыхаю и отодвигаю от себя тарелку с десертом:
– Спасибо, но я не буду
– Пить итальянский капучино без тирамису - это преступление.
– Арестуешь меня? – грустно улыбаюсь.
– Ты не любишь пирожные?
– Очень люблю. Но мне нельзя.
– Непереносимость лактозы?
– Дело не в этом.
– А в чем?
– Я толстая…
Толстая жена, которой изменил муж с подругой-фитоняшкой.
Отворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть выступившие слезы.
– Кто тебе такое сказал? – в голосе Максима чувствуется удивление.
– Подруга… – отвечаю тихо, но он меня прекрасно слышит.
– Ну, конечно, – смеется он, – я мог бы догадаться.
– Ничего смешного, – надуваю обиженно губки. – Я действительно толстая и некрасивая.
– Да нет, – продолжает он смеяться, – ты откровенно страшненькая.
Вот гад! От возмущения у меня даже слезы высыхают. Мог бы и промолчать, а не подливать масло в огонь. И без этого настроение паршивое.
– Настолько страшненькая, – продолжает он издеваться, – что тебя пришлось у трех горячих кавказских парней отбивать. Им же только толстые и страшненькие нравятся, да?
– Ну… – не понимаю к чему он клонит.
– Ты очень зависима от чужого мнения, Света, и воспринимаешь чьи-то субъективные оценки касательно твоей внешности как данность.
Он отодвигает в сторону мой стакан с недопитым кофе. Наклоняется вперед, смотря мне прямо в глаза. Берет меня за руку.
Первая реакция - отдернуть руку. Но он держит ее крепко, зажав между своих ладоней.
– А что, если я скажу тебе, что ты самая прекрасная девушка на этой планете? Что ты настолько привлекательна и излучаешь такую мощную ауру женской сексуальности, что я с трудом сдерживаю себя?
Его тихий бархатный голос пробирает меня до мурашек. Голубые глаза полны неподдельного восхищения. Черт, еще мгновенье и я растворюсь в них.
Мой пульс учащается. Дыхание становится прерывистым. Сознание наполняется какими-то неизведанным до этого чувством.
Да. Я прекрасна. И это неопровержимый факт. Всегда была. Просто никто мне этого не говорил раньше. Не говорил так, как он. До мурашек по коже.
Хочу слушать его обволакивающий голос еще и еще…
Он вдруг отпускает мою руку и отстраняется.
С моих губ срывается легкий стон.
Черт! Что это вообще было? Пытаюсь прийти в себя и успокоиться.
– Вот видишь, – говорит Максим, уже другим, обычным голосом, – Дело не в том, что думает про тебя кто-то, а в том что ты думаешь про себя сама.
– Теперь я думаю, что я очень привлекательна, – смущенно опускаю глаза.
Переборов себя, вновь поднимаю взгляд и внимательно смотрю на него, пытаясь найти намек на усмешку.
Его глаза улыбаются, но я понимаю, что все что он сказал сейчас было искренне.
Он молча пододвигает ко мне тарелку с десертом.
Беру небольшую ложечку и погружаю ее в слои пропитанного сливочной начинкой бисквита. Подцепив небольшой кусочек, подношу к губам и пробую, перебарывая последние сомнения.
М-м-м! Как же это вкусно! О, боже! Если существует вкусовой оргазм, то это был именно он.
Сама не замечаю, как съедаю десерт. Весь, до последней крошки.
– Ну, вот, – виновато улыбаюсь, – слопала весь тирамису одна. А в нем наверно калорий пятьсот.
– Триста, если быть точнее, – поправляет меня Максим.
– Все равно, – грустно вздыхаю, – это очень много.
