Глава 21
— Завтра после обеда? Окей. Договорились! Обязательно буду, — пообещав, вырубаю звонок.
Я начинаю жить. Если последние несколько дней просто существовала и мой организм отказывался от всего, что предлагал разум, то сейчас все иначе. Я хочу выйти из этого дома, заняться работой и немножечко отвлечься. Забыть подлости Димы.
Вчера он оказался ко мне слишком близко. Я проснулась в четыре утра и почувствовала на себе чьи-то руки. Теплые такие, притягивающие меня к себе. Это, конечно же, был Беркутов, который после свадьбы очень редко заходит в спальню, где прошла наша первая брачная ночь.
Но он лежал рядом. От него снова воняло спиртным, однако меня удивило, что запаха женского парфюма не было.
Я просто наорала, разбудила его и выгнала прочь из комнаты. Не знаю, что на него нашло, но впервые за последние сутки я заметила в его взгляде тоску и боль. Он будто о чем-то жалел, но не мог мне в этом признаться.
Поднимаюсь в комнату и переодеваюсь. Привожу прическу в порядок. Кручусь перед зеркалом, убеждаюсь, что выгляжу я сногсшибательно, спускаюсь обратно на нижний этаж.
— Куда это ты собралась? — грубо бросает Беркутов. Он стоит у огромного окна и разглядывает меня. С ног до самой макушки.
— Тебе какое дело? Я у тебя спрашиваю, где ты шляешься до глубокой ночи? Нет, не спрашиваю. Потому что мне до одного места. Но имей в виду... Еще раз в комнату зайдешь, уж тем более воняя бабскими духами, я тебя прикончу, Дима. Поверь, у моего отца много связей. За решетку уж точно не сяду. Никто такого кретина, как ты, даже жалеть не станет.
Дима закатывает глаза, приближаясь максимально близко. Он, кажется, решил поиграть со мной, потому что наклоняется так, что между нами остается пара несчастных сантиметров.
— Завтра моя мама устраивает семейный ужин. Чуть позже она будет здесь. Ты тоже имей в виду... Никаких планов не строй. Потому что при любом раскладе не сможешь уйти.
Смогу. Еще как смогу...
Ужин, значит... Мать, которой не было в нашей жизни больше двух недель, решила появиться? Прикольный расклад. Как раз мои родители тоже должны приехать. Мне интересно увидеть личико той женщины. Мать года, ей-богу. Перевернула все на свете, и ей для этого хватило всего пары часов.
— Димочка Сергеевич, — натягиваю на лицо самую обаятельную улыбку. — Ты же знаешь, что твои слова для меня ничего не значат. Так зачем командуешь? Ведь я не из тех, кто будет действовать по твоим приказам. Насчет планов... Они у меня есть, и я буду действовать так, чтобы все соответствовало им. Ужин, скорее всего, будет вечером. Я приглашу маму с папой. И Алинку с Сашей тоже. Ты же не против, милый муж?
Он буквально лезет мне в рот. Я даже слышу, как он шумно сглатывает, когда я «нечаянно» задеваю пальцами его ремень, затем поправляю прядь своих волос.
— Твои приехали, значит, — усмешка трогает его губы. — Как раз я поговорю с капитаном Захаровым. Скажу ему, что его дочь атомная бомба и что выгоняет меня из нашей же спальни. Что я с той самой бомбой никак не справляюсь. В общем, пожалуюсь ему.
— Боже, — из горла вырывается истерический смех. — Я могу быть кем угодно. И бомбой, и фейерверком. Да только я не лгунья. Я не двуличная тварь, как ты и твоя ма... — прикусываю язык. Но мне так хочется заорать ему в лицо, что его мать тоже. Однако я сдерживаю себя, иначе мы зайдем слишком далеко.
— Не смей вмешивать мою мать и говорить в ее адрес лишние слова, — Беркутов понимает, что я хотела сказать. Он цедит сквозь зубы. — Не смей, Милена, иначе я за себя не ручаюсь.
— Иначе что? Что ты сделаешь, а, Дим? Будешь бить меня? Руку поднимешь? Так давай. Иногда слова могут причинить гораздо больше боли, чем жалкая пощечина. Но я никогда не буду отрицать, что твоя мать что-то сделала с тобой. А ты, как мальчишка, повелся и стал обвинять меня хрен пойми в чем. Однако бумеранг херовая штука, Димочка Сергеевич. Запомни раз и навсегда и вбей это в свою тупую голову.
Я тычу пальцем в висок Беркутова, и он моментально ловит мое запястье, сжимает его до невыносимой боли.
— Ты, вижу, не теряешь уверенности в себе. Даже после того, как я тебя сломал.
— Детский сад, — смеюсь я звонко. Прячу под смехом свои настоящие эмоции. Боль, горечь. — Это ты должен терять свою уверенность, не я. Я такая, какой была всегда. Я не мамкин малыш. Я не иду на поводу у человека, который толком не принимал участия в моей жизни. Зато ты, Димочка Сергеевич, все еще мамочкин сыночек. Знаешь, — сглотнув ком в горле, я устремляю взгляд на мужа. Смотрю на него в упор. — Когда-то ты пожалеешь... Однако будет слишком поздно. Знаю по собственному опыту. Если бы я могла видеть будущее... Если бы я доверилась своей интуиции, то сейчас не теряла бы время на бессмысленную болтовню с тобой. Я вообще не находилась бы в этом доме, — развожу руками. — Но, увы, я совершила роковую ошибку. Которую исправить при любом раскладе не смогу. Но я даю тебе время. Пару недель. А потом просто уйду... Тогда бойся моего отца.
Дима обхватывает мой затылок, не дает увернуться. Мне на миг кажется, что он меня хочет поцеловать. И я подыгрываю ему: обнимаю его шею руками, натягиваю на лицо улыбку. Его дыхание становится частым, грудь тяжело вздымается. Да, еще чуть — и он меня действительно поцелует, после чего получит от меня между ног коленом.
— Не смей мне угрожать, — хрипит мне в губы.
— Я всего лишь поставила тебя перед фактом, — шепнув в губы мужа, я отталкиваю его от себя и, забрав сумку с дивана, иду к выходу.
Не нужно быть бабой Вангой, чтобы понять, что чувствует Беркутов и какие мысли пробегают в его гениальной голове. Мои слова — каждое из них правда. Он и сам знает, что во многом виновата его мать. Но не до конца осознает этот факт... Дима верит ей. Что она такого сказала — я без понятия. Но больно оттого, что мой муж, который делал все, чтобы я вышла за него замуж, после свадьбы так тупо идет на поводу у женщины, которая действительно толком не была для него матерью.
