Глава 3
Мы все знали, что дверь откроется. Ждали этого. И всё равно этот шипящий звук осколком льда впивается в сердце. Мешая дышать. Заставляя умирать внутри от отчаяния.
На этот раз вслед за мучнистыми в камеру заходит… синяя женщина. Реально синяя. С иссиня-чёрными волосами, собранными в высокий длинный хвост. С чёрными губами и обведёнными чёрным алыми раскосыми глазами на скуластом лице. В графитовом обтягивающем платье. Похожая чем-то на змею. Опасную. Ядовитую.
Обводит нас леденящим душу оценивающим взглядом. Как товар на прилавке. И неожиданно находит глазами нас с Соней. Точнее… Соню?
Почему-то нет приказа становиться в шеренгу. Почему нет? Почему она смотрит только на прижимающуюся к моему боку племянницу? А затем просто кивает.
– Беру, – роняет низким грудным голосом.
И мучнистые тут же устремляются к нам.
Ещё не до конца веря в происходящее, я, как во сне, мотаю головой. Нет. Нет. Нет. Я не отдам! Не позволю!
Они подходят всё ближе. Скрипят что-то угрожающе.
Заталкиваю Соньку себе за спину. Закрываю собой. Пячусь назад, толкая её к стене, чтобы не зашли сзади.
– Отойди от неё! Вам оказали огромную честь, – шипит один из мучнистых наставляя на меня какую-то палку. Её конец начинает потрескивать, будто электрическими разрядами.
Второй угрожающе ведёт такой же по кругу, не позволяя остальным девушкам подойти. Но никто и не пытается. Опускают виновато глаза. И стоят.
Наверное, их можно понять... Мы все тут беспомощный скот, выставленный на продажу. И они. И я. И моя Соня. Никто никого не спасёт. Никто не сможет. Но это не значит, что я должна с этим смириться.
– Нет! – рычу, чувствуя спиной паническую дрожь Сони. Она прячет лицо между моих лопаток. Всхлипывает. – Не смейте её трогать!
Понимаю, что надежды на спасение нет. Но я не могу так просто сдаться.
– Глупая самка! – цыкает раздраженно мучнистый. Сжимает свою палку сильнее. И приходит боль.
Меня словно тысячей игл прошивает насквозь. И все мышцы конвульсивно сжимаются. Как от удара током. Ноги подкашиваются. Я с хрипом падаю на колени, слыша испуганный вопль Сони.
– Ли-и-ина! – со всхлипом зовёт племяшка, пытаясь мне помочь удержаться на ногах. И я, собрав всю имеющуюся у меня волю в кулак, заставляю себя подняться. Снова закрывая собой родного человека.
– Глупая, – щерится мучнистый, снова замахиваясь.
Я не успеваю даже сделать вдох, как моё сознание снова взрывается уже знакомой болью. Её так много, что она затапливает всю меня раскалённым добела жаром. Ломает волю.
Удар тела об пол моё сознание почти не фиксирует. Но сквозь гул в ушах я слышу крики Сони. Моей Сони, которую я не смогла защитить. Которую забирают у меня.
Плача и скуля, ползу на этот на звук, неведомо как заставляя тело двигаться. А может мне только так кажется, что ползу. Может, я давно уже лежу в беспамятстве, сгорая в адском пламени боли. Цепляясь за эту боль, чтобы не потеряться во тьме, чтобы бороться. Даже если бесполезно.
Но багровая тьма всё равно побеждает.
Сознание возвращается ко мне медленно. И далеко не сразу я вспоминаю, где нахожусь, и что произошло. Так хочется верить. Что это всё кошмарный сон. Долгий и жестокий. Но сон.
– Лина, давай, милая. Открывай глаза. Тебе нужно питаться, чтобы жить.
Я знаю этот голос. Это Марина.
Значит, не сон.
Словно затаившийся зверь, боль настигает меня снова, как только я пытаюсь пошевелиться.
– Соня, – хриплю, глотая слёзы.
– Её забрали. Уже почти сутки назад, – моего лба касаются прохладные пальцы.
– Нет, – всхлипываю.
Не хочется больше жить. Ничего не хочется.
– Лин, тебе нужно смириться. Ты ничего не могла сделать. И ничего не сможешь, если сдашься сейчас, – не отстаёт Марина.
– Оставьте меня! Все оставьте! – плача, я сворачиваюсь в клубок. Плевать, что всё горит и ноет. Плевать, что к горлу тут же подкатывает тошнота. Плевать! На всё плевать!
– Оставь её, Марин. Пусть придёт в себя, – слышу я тихий голос Кати.
Кто-то всхлипывает. Скорее всего, Маша.
– Сегодня опять могут прийти. Если она так и будет лежать, они её добьют, – возражает Марина громко. Явно рассчитывая, что я услышу. Думая, что мне не всё равно.
Но мне всё равно. Пускай добивают.
Время перестаёт иметь для меня значение. Как и окружающее пространство.
Я не чувствую голода. Не чувствую уже даже боли. Ничего. Кажется, что во всём моём теле живым остался только мозг. И только он не даёт мне окончательно кануть в пустоту, заставляя вспоминать. Раз за разом. Прокручивая перед моим мысленным взором все ужасы нашего плена. И то, как пришли за моей племянницей.
В ушах до сих пор звенят Сонины крики.
Куда её забрали? Зачем? Что будут делать с моей бедной девочкой?
Может… есть возможность узнать? Может, не всё потеряно?
Маленькая искра надежды вспыхивает в сердце, заставляя его отчаянно трепыхнуться в груди.
Может… когда меня тоже отсюда заберут, я смогу узнать о её судьбе… или даже найти способ её спасти? Марина права. Нельзя сдаваться. Нельзя. Надо, чтобы меня выпустили отсюда. Пускай даже рабыней. Главное, выбраться из этой проклятой коробки. А для этого нужно держаться за жизнь. Нужно, чтобы меня выбрали, как можно быстрее.
Низко застонав, я заставляю себя расслабить мышцы. Больно так, что выть хочется. Но я всё равно выпрямляюсь, переворачиваясь на спину. Дыхание вырывается из груди с надсадным хрипом. И перед глазами пляшут тёмные пятна, усугубляя дурноту.
Тут же сбоку слышится шорох, и в поле моего зрения появляется лицо Марины.
– Лин, ты как?
– По-мо-ги, по-есть, – выдавливаю из себя.
– Поесть? Конечно помогу, – вздыхает с облегчением девушка. – Давай только усадим тебя, чтобы ты не подавилась. Катя, помоги мне.
Девочки в две пары рук поднимают меня в сидячее положение. Катя садится позади, поддерживая. Марина опускается рядом со мной на колени, заглядывая в лицо. А я едва могу дышать от пылающей боли во всём теле. И если мучительный вой ещё как-то сдержать получается, то катящиеся по щекам слёзы остановить не могу.
