– В смысле к Церберу?
– В прямом.
– Я… к вам хочу.
– А я тебя не хочу, Егор Викторович. Так что тебе – к Церберу Алевтине Николаевне.
– Ты, Анна Михайловна, – приподнимает указательным пальцем мой бейджик.
– К Церберу можно? – перебиваю его я несвойственным мне голосом, наконец проглотив застрявшую в горле слюну.
– Можно, – улыбаясь, произносит он, от чего я выдыхаю с невероятным облегчением. – Но не нужно. Кстати, правильно фамилия звучит Цебер. Не перепутайте. Ты будешь проходить практику у меня, – кажется, мое сердце точно пропустило удары. Но я определенно жива. – Ну все, малыши, все по коням. Иди за мной, – подталкивает меня легонько под поясницу.
На ватных ногах иду к двери и, только выйдя из ординаторской, понимаю, что не смогу. Тупо не смогу остаться с ним наедине. Он мне отомстит по всем фронтам! Встала как вкопанная, подняв на него голову.
– Чего стоим?
– Я не могу.
– Что не можешь?
– То не могу, – каким-то кряхтящим голосом произнесла я.
– Не напрягайся так. Я тебе дам слабительное, если не можешь.
– Не смешно.
– Конечно, не смешно. Запор – вообще серьезная вещь. Давай, давай, живее передвигай ножками. Хотя, это проблематично на таких каблуках, – вновь подталкивает меня под поясницу.
Ровняется со мной, и мы идем почти параллельно друг к другу. Проходим около сестринского поста и через несколько мгновений оказываемся у его кабинета. Он открывает дверь, пропуская меня внутрь, а у меня ступор. Впиваюсь взглядом в его бейджик: Лукьянов Богдан Владимирович.
– Я долго буду ждать пока ты соизволишь войти внутрь?
– Долго.
– Да чего ты боишься? Не съем я тебя, ты не в моем вкусе. Я помясистее люблю. Только попробую, – поднимаю взгляд на его лицо. – Надкушу.
– Мама…
– Мама? – переспрашивает он.
– Мама.
– Мама? – приподнимает бровь, не скрывая улыбки. – Что с ней?
– У меня... больная мама, – Господи, что я несу?!
– Чем болеет? – настойчиво подталкивает меня внутрь кабинета.
– Чем только не болеет.
– Тяжело?
– Да.
– Так чем? – не унимается он, присаживаясь за рабочий стол.
– Последствия.... болезни Лайма.
– Необратимые изменения головного мозга?
– Полу...обратимые.
– Ясно. Садись, – переводит взгляд на маленький диван напротив стола. – А папа?
– Что папа?
– Болеет?
– Да. Есть немного.
– А у него что?
– Тоже болезнь Лайма, но последствий меньше, – говорю, как заведенная, усаживаясь на диван. Вот меня, судя по произнесенному мной бреду, точно клещ укусил.
– Как их так обоих сразу?
– Грибы пошли собирать.
– Грибники значит?
– Да.
– А ты?
– Тоже, грибница, – киваю, наблюдая за тем, как он открывает ежедневник.
– Думаю, правильно все же грибник. Как и врач. Не имеет пола. Ничего не хочешь мне сказать, Анна? – переводит на меня взгляд.
– Анна, которая ударила вас в пах, скомпрометировала перед женой или девушкой точно ничего не хочет сказать, но мне за нее придется говорить.
– Ааа, понятно. У тебя шизофрения.
– Никогда бы не подумала, что это скажу, но мне бы хотелось, чтобы она у меня была. Но нет, у меня ее нет. Просто какая-то темная часть меня, совершенно неконтролируемо подняла мое колено вверх и ударила вас в пах, – закидываю ногу на ногу. А чего мне, собственно, уже бояться? Ну не убьет же он меня. – Ну ладно, не темная часть меня, а просто я. Это все из-за того, что вы схватили меня за руку. Извините. Я, правда, не хотела. Как и в гипермаркете. Я не планировала подставлять вас перед вашей дамой, просто я первая потянулась к торту. Клянусь вам. Но меня сзади ударили тележкой, и я отвлекалась. А потом вы схватили мой «Захер». Вам не понять, просто мне он очень был нужен. Это как человеку в пустыне нужна вода. Понимаете? – на одном дыхании произношу я, устремляя на него взгляд. – Ну простите меня. Давайте я куплю вам торт. И перед девушкой извинюсь. Я что-нибудь придумаю.
– Не перед кем извиняться, это была моя двоюродная сестра, так что ты меня не скомпрометировала. Просто мне не хотелось идти к ней на ужин.
– Да? Ой, какое облегчение. А браслет… хотите я скажу Лиле, чтобы она его вернула?
– А дальше что? Раскопаете гроб? Ну окей, копайте. Затем надевайте на Геннадьевну.
– Думаете, не возвращать?
–Уверен, что нет. Тебе с маникюром будет сложно копать землю, – а вот сейчас я четко поняла, что при всем своем спокойствии в мою сторону – я его раздражаю. Сначала про каблуки сказал, теперь про ногти.
– Наш конфликт исчерпан или вы будете надо мной издеваться?
– Я еще не над кем в своей жизни не издевался, и ты не станешь исключением, Анна. Но нет, наш с тобой, как ты назвала, конфликт не исчерпан. Хотя я безусловно принимаю твои извинения. Больше ты ни за что не хочешь извиниться?
– Да вроде бы нет, – хмурю лоб, реально не понимая, что он от меня хочет. – Если вы про то, что я украла торт, не заплатив за него, то я сегодня собиралась это сделать. Ну и штраф, если полагается.
– Ясно. Значит все с извинениями?
– Да.
– Хорошо. Но у нас с тобой все же есть, как минимум, еще одно нерешенное дело. Понимаешь о чем я говорю?
– Нет, – после длительной паузы наконец произношу я. – Ну хоть намекните, я не блондинка, пойму.
– Да. Ты не блондинка, но почему-то упорно мне на нее смахиваешь. Намек, значит? Вроде уже намекал в ординаторской.
– Ну намекните еще раз, будем считать, что я – тугодум.
– Хорошо, что сразу призналась, – берет ручку и что-то пишет в ежедневнике. – Под пунктом номером один теперь значится тугодум.
– Пункты?!
– Да, всем студентам, с которыми я работаю, я составляю характеристику, чтобы потом подбирать индивидуальный стиль работы.
– Очень интересно. Однако вычеркните тугодума. Я не такая.
