33. Предложение еще в силе? Деймон
Вернусь вечером.
Никогда еще ложь не была такой мучительной.
Она не вернулась в тот день. И на следующий тоже. Отследить ее по энергии не выходило, и незнание о том, где она, что с ней и в каком она состоянии, нещадно протыкало сознание мечами.
Я даже не знал, куда податься и где можно на нее наткнуться. Единственное место, о котором знал и куда она, вероятно, могла пойти, это паб ее знакомой. Но там ее не было. А об иных местах, которые служили ей укрытием, я не ведал.
Оказывается, я так мало о ней знаю. Совсем немного, какую-то крупицу того, что она из себя представляет. А хотелось знать обо всем. О детстве, шрамах, друзьях, любимых местах — обо всем, что поможет стать ближе.
Проклятье. Впервые в жизни столь сильно жалею об упущенной возможности. Надо было остановить ее, не позволять уходить. Утешить всеми возможными способами. А главное — развеять сомнения в этой буйной головушке.
Ничего не оставалось, кроме как ждать. Церрия все же была кое в чем права: я прикован к посту ректора незримыми цепями за грешки в прошлом и, пока мой срок заключения не подойдет к концу, не могу надолго покидать академию. Максимум на день-два. Может, три, если не обращать внимания на последствия в виде невыносимой боли…
В исключения попадают столица и Ледяные Пустоши, где можно запросто захандрить от одиночества. А остальная часть Эрисфейла пока что для меня недоступна.
Это обременительно. Конечно, учитывая тяжесть моего преступления, наказание могло быть в разы суровее. Но за пять лет академия стала для меня настоящей тюрьмой, коллеги — такими же заключенными, а адепты — мучителями-стервятниками, которых и избегать-то толком не получается. Диана среди них — самый безжалостный мучитель за всю мою жизнь.
Забыть о работе и великой ответственности можно было только на каникулах. Как сейчас.
За последние два дня многие адепты разъехались, чтобы провести праздники дома. Без них академия выглядела заброшенной и как никогда тихой. Но мне оставаться в такой пустоте было необязательно: брат, как и раньше, пригласил во дворец на неделю выходных. Письмо от него пришло сегодня утром и написано было в довольно добродушной форме.
Значит, Церрия до короля Эрисфейла еще не добралась. Но это небольшая заминка, затишье перед бурей. Неясно, когда будет нанесен удар. А он будет нанесен без всяких сомнений: королева Дерил-де-Лоя совсем не та женщина, которая может простить мне оскорбление своей гордости.
Мысли об этом не покидали меня даже с каплями воды, ударяющими по голове и плечам и скользящими вниз, вдоль всего тела. Стоял под горячим душем уже около двадцати минут, понимая, что если тягостные думы не уйдут сейчас, то промучают меня до самого утра. Голова была тяжелой, как валун, и пульсировала болью. Такой сильной, что я не сразу обратил внимание на проснувшуюся магию.
Запоздало сообразил, что в ванной комнате я не один. Это казалось нереальным, но желанным бредом. Застыл с запрокинутой головой, боясь шевельнуться, обернуться и тем самым спугнуть эту будоражащую кровь иллюзию. Спугнуть ее.
Но часть сомнений улетучилась и дыхание вернулось ко мне, когда теплые ладошки легли на спину. Губы прижались к коже, и где-то в районе лопаток загорелся поцелуй.
— Ты вернулась, — шепчу хрипло, еще не до конца принимая происходящее за действительность.
— Конечно. Я же сказала, что вернусь вечером.
Мягкий голос оказывает на сердце странное влияние: оно начинает буянить в груди, грозя пробить ребра.
— Да... Но не уточнила, вечером какого дня.
Громко выдыхаю, слишком ясно чувствуя ее осторожные касания. Она вдруг прижимается к спине всем своим хрупким телом, неосознанно — или же осознанно — давая понять, что обнажена.
— Где была?
Голос едва заметно дрожит, но обрывать вот так разговор не хочется. Не покидает чувство, что если мы затихнем, она исчезнет как злостный мираж, ненадолго предстающий перед обессиленными путниками в пустыне.
— В своем любимом месте, — обжигает дыханием плечо. — Там красиво. Хочу его показать тебе как-нибудь…
Нервно сглатываю. Неожиданно приходит понимание, что я попал в ловушку. В ловушку этой мелкой соблазнительницы, так уверенно и медленно чертящей узоры на моем животе, что я еле сдерживаю в груди рык.
Еще рано. Срываться рано.
— И что делала? — выдавливаю из себя с трудом, и после этого раздается довольный смешок.
Она все понимает. Разумеется, понимает. И то, что я готов склониться перед ее очарованием, и то, что мое терпение истощается.
Этого она и добивается.
— Думала. Просто думала. Обо всем... Но в основном о тебе.
Ладошка нагло ложится на уже окаменевший и раздразненный член. Обхватывает его и слегка сжимает, жестоко выбивая из меня шумный вздох.
Вот же Хаос! И ведь не остановить… Потому что не хочется. Совсем.
— И... что теперь? К чему ты… Черт, Диана…
Рык вырывается, сбивая меня с мысли, а следом срывается еще один вздох, когда она капельку нерешительно начинает скользить ладонью по твердой плоти.
