мягкое, прохладное и вялое, будто неживое, не тело даже, а какой-то биоматериал.
Володя рывком сел на кровати. Сердце грохотало в висках, дыхание захлёбывалось.
— Надо отвлечься, надо отвлечься, — принялся повторять он. Но на что отвлечься, придумать не мог. Неожиданно вспомнился вчерашний визит Маши. Он прокрутил в голове их встречу от начала до конца, попытался обсудить с собакой.
Маша слушала его, но слышала только себя и вынесла из разговора совершенно неверное, зато столь желаемое: что её сын хороший, а вот его друг — плохой. Где-то Володя это уже слышал. Она была такой всегда — крайне эмоциональной и глуповатой. Но раньше, в юности, в «Ласточке», она скрывала эти черты, хотя Володе иногда удавалось разглядеть её настоящую.
Мысли о Маше помогли забыть недавний кошмар. Он наконец смог удобно устроиться на кровати и начал проваливаться в сон. Засыпая, увидел Машу. Совсем юную, красивую девушку в коротком платье. Она, вся в слезах, стояла голыми коленками на бетонных плитах и умоляюще смотрела на него. Стирая руки в кровь, писала мелом поверх нарисованного на асфальте яблока: «Ненавижу».
Рано утром Володю разбудило СМС с неизвестного номера:
«Прости за то, что тебе наговорила. Я была сама не своя. Но сейчас всё ещё хуже…»
Догадаться, от кого это сообщение, не составило труда. Володя ничего не ответил, положил телефон на тумбочку. Хмыкнул — его очень позабавило многоточие в конце, — и завернулся в одеяло. Сон без сновидений не собирался выпускать его из своих объятий, наоборот — только сжал в них ещё крепче, увлекая в такой желанный, с таким трудом достигнутый покой.
— Сколько мне ещё извиняться? У меня настоящая беда, почему ты не хочешь мне помочь?!
— Чего?
Секунду спустя он застал себя сидящим на кровати с трубкой у уха, не помня, как проснулся и ответил.
— Как ты можешь быть таким равнодушным?! — кричала Маша.
— Я тебе уже сказал, что ничем… — вяло пробормотал он, потирая заспанные глаза.
— Но я не знаю, к кому ещё обратиться, это же такой стыд!
Володя со стоном выдохнул:
— Да пойми же ты, что я правда не понимаю, как могу тебе помочь.
Маша на пару секунд замолкла и произнесла уже не зло, а жалобно:
— Володь, Дима собирается покончить с собой! Пожалуйста, давай встретимся!
Маша в трубке тяжело дышала и всхлипывала. Володя мигом проснулся. Он и подумать не мог, что всё настолько серьёзно. Он уставился на свою руку. Следы на коже уже давно исчезли, но сейчас по ней горячей волной прошла старая, фантомная боль.
— Хорошо, давай, — согласился он, вспоминая планы на этот день. Всё равно сегодня собрался ехать в родительскую квартиру разбирать вещи отца, ему будет по пути. — После обеда под Градусником удобно?
— А раньше не можешь? — канючила Маша.
— Я живу не в Харькове. Как только доеду до города, позвоню. Договорились?
Получив утвердительный ответ, он нажал отбой. Взглянул на часы и выругался — Маша разбудила его в шесть. В субботу.
* * *
Хотя Володя торопился, всё равно опоздал. Маша уже ждала его у метро, мрачная, но не настолько нервная, как он ожидал.
— Давай пройдёмся до сквера с Вечным огнём и там посидим. Не против? — предложил он, стараясь скорее вырваться из гомонящей толпы, что окружила их комариным роем.
Маша растерянно кивнула, зашагала следом. Пока шли, молчала, погружённая в себя — угрюмая, мрачнее тучи.
Володя указал на скамейку под раскидистым клёном. Маша никак не отреагировала и, как заворожённая, уставилась на противоположную сторону дороги — на двери органного зала филармонии.
— Ой, а давай лучше пойдём поедим? — неожиданно живо предложила она. — Время обеда, а я даже не завтракала сегодня. Тем более, тут сыро после дождя, все скамейки мокрые.
Володя пожал плечами и направился к зебре, чтобы перейти на улицу, где располагалось несколько кафе.
Войдя в первое попавшееся заведение, они сели за самый отдалённый столик. Володя очень удивился, когда якобы не обедавшая Маша заказала себе лишь кофе.
— Давай к делу, — предложил он, как только официант отошёл от их столика. — С чего ты взяла, что он хочет свести счёты с жизнью?
— Он… — Маша коротко вздохнула… — Знаешь, он всегда был немного замкнутым, но в последнее время совсем закрылся в себе: ничего мне не рассказывает, слушает мрачную музыку и сам ходит мрачный, весь в чёрном… Это друзья его виноваты! Не знаю, как он с ними вообще связался. Говорят, что они по кладбищам гуляют, а мальчики в этой компании глаза подводят — они точно… — она понизила голос, — …гомики. Испортили мне сына!
Володя облегчённо выдохнул:
— Маша, это просто подростковое. Сейчас многие так одеваются и таким увлекаются. Я не разбираюсь в их моде, но ты-то разве не в курсе?
— Да что ты говоришь! — возмутилась она в ответ. — Он…
Их прервал подошедший с подносом официант. Быстро поставил перед Машей кофе, перед Володей — омлет и удалился.
Едва тот ушёл, как Маша прошептала:
— Володь, он руки себе режет — вены! Я об этом не знала… Обычно Димочка носит браслеты такие резиновые или длинные рукава, под ними не видно запястий. А сегодня я зашла к нему, пока он спал, и заметила. Да и в комнате у него плакаты со смертью развешаны.
Эти новости Володю насторожили. С желанием причинять себе боль он был знаком не понаслышке и понимал, откуда это желание может появиться. Но и сравнивать себя с Димой пока не спешил.
— Ты говорила с ним по этому поводу?
— Пыталась, но говорю же, он замкнулся, уходит от разговора: «Отстань-отстань». Грубит.
— Раны свежие?
— Нет, белые такие, тонкие шрамики.
— Выходит, он делает это давно… — заключил Володя, без интереса глядя на нетронутый завтрак — у него пропал аппетит. — Вдоль вен или поперёк?
— Я не помню.
Маша задумалась и тут сделала то, чего Володя от неё никак не ожидал, — улыбнулась:
— А это что, важно?
— Ты
