конечно же, шутила, хоть это и была правда.
– Кимми, я очень хочу извиниться за…
Кимми оборвала ее.
– Прошу, не надо. Я знала риски. Я не должна была вести себя так. «Нельзя не промокнуть, когда идет дождь».
– Это цитата из «Схватки». Мы смотрели фильм на выходных.
Свет моргнул, показывая, что шоу вот-вот начнется. Кимми и Дастин устремились к своим местам, с нетерпением предвкушая выступление Лолли. Когда свет в зале погас, Анна почувствовала облегчение: никто уже не смотрел на нее со злым презрением. В эти дни она старалась гнать подальше мрачные мысли, но не могла сдержать растущего гнева. Да, она стала героиней секс-видео. Так уж получилось, ну и что? Все знали, что на видео с ней – Вронский, но, кажется, это не имело значения. Почему он мог спокойно находиться здесь – и никто не смотрел на него косо?
Песня Лолли завершала программу первого акта перед антрактом. Она вышла на сцену в роскошном лавандовом платье «Моник Люлье», которое арендовала онлайн (но Стивен тут же купил для подруги этот наряд, потому что никогда еще не видел ее столь прекрасной). Она шагнула к микрофону, представилась и назвала школу, в которой училась.
Затем Лолли взглянула на зрителей, готовая начать выступление, но внезапно склонилась к микрофону и добавила:
– Сегодня я хочу посвятить свою песню сестре моего парня и моей очень хорошей подруге, Анне К. Я выбрала эту песню для тебя.
Толпа зашепталась в темноте, но Лолли было все равно. Она говорила от чистого сердца и хотела помочь сестре Стивена: ей казалось, Анна сейчас нуждается в этом, как никто другой.
Лолли начала петь «Тишину на окраине» [101] (трек из мюзикла «Гамильтон»), где рассказывалась история Элайзы и ее мужа, пытающихся справиться с последствиями трагической смерти сына, погибшего в бессмысленной дуэли.
В композиции повествовалось о том, как двое учатся прощать ошибки друг друга. Это была песня искупления и прощения: Элайза научилась отпускать прошлое и простила мужа, который изменил ей с другой женщиной. Осиротевшие супруги сблизились после смерти сына и снова научились любить друг друга, несмотря на обстоятельства, складывавшиеся против них.
«Отталкивая непонятное,
Отталкиваем невероятное».
Стивен никогда не любил Лолли так, как в тот момент, когда она посвятила песню его сестре. И ни одна другая девушка никогда раньше не растрогала бы Анну так, как Лолли, смело вступившаяся за ее имя перед толпой недоброжелательных лицемеров. Кимми никогда еще не гордилась так своей прекрасной сестрой, которую когда-то считала поверхностной пустышкой и которая удивила ее, оказавшись совсем иной. И Дастин никогда еще не был так счастлив, как когда сидел в огромном переполненном темном концертном зале, держа за руку любимую девушку. А Вронский? Граф смотрел в затылок Анны и гадал, думает ли она о нем так же, как он – о ней. Хотя он не видел ее уже целый месяц, возлюбленная по-прежнему оставалась его первой мыслью, когда он просыпался, и последней – перед тем, как он засыпал.
Зал аплодировал Лолли стоя, когда свет вспыхнул, Анна и Стивен заметили, что и отец, и мать утирают слезы.
Лолли нашла Стивена с Анной во время антракта и была очень взволнована их эмоциональной реакцией. Анна крепко обняла девушку и поблагодарила за невероятный жест доброты.
– Лолли, я надеюсь, что не погублю твою репутацию.
– Анна, прекрати! – ответила та. – Раньше я действительно беспокоилась только о том, что обо мне подумают другие. Теперь меня заботит лишь то, что думают обо мне люди, которые меня любят, а остальные пусть гниют в аду! Если б ты не подтолкнула меня к тому, чтобы найти в себе силы простить Стивена, меня бы здесь сейчас не было. Благодаря тебе я стала лучшим человеком. Я никогда не забуду, что ты для меня сделала. Для нас. Я всегда буду тебе благодарна, потому что ты указала мне путь.
Они снова обнялись, и переполненный эмоциями Стивен тоже заключил в объятия своих любимых девочек. Анна плакала, но это были слезы радости. Впервые за долгое время она ощутила благодарность к близким ей людям. Она прошла через невообразимое и до сих пор ползла по трубе с дерьмом, но теперь у нее появилась надежда. Однажды она все-таки доползет до конца и будет свободна. Она извинилась и побежала в дамскую комнату, а потом немного посидела в кабинке, вытирая слезы. Вставая с сидения, она замерла, услышав, как какие-то девушки болтают у зеркала.
– Можешь поверить, что она пришла сюда? На ее месте я бы уже давно уехала отсюда. Она заслужила того, что у нее есть…
– Вырядилась, как дама, а на самом деле – такая же лживая шлюха, как и ее мать. Ты в курсе? Ее предки разошлись, и теперь ее мамаша живет в Гринвиче.
– Ты видела? Бедный Александр тут – с Элеонорой. Он, должно быть, ненавидит себя за все те годы, которые потратил на дерьмовую полукровку.
Прежде чем выйти, Анна подождала, пока уборная опустеет. Она чувствовала себя ужасно, но была слишком ошеломлена, чтобы опять плакать. Она покинула кабинку, вымыла руки и долго смотрела на себя в зеркало. Ей не понравилось отражение, но она знала, что должна делать.
В коридоре она обнаружила Александра, который ждал ее, прислонившись к стене.
– Привет, – вот и все, что она сумела сказать, когда справилась с шоком. Она заметила, что взгляд у него немного остекленевший, и невольно задалась вопросом, как он себя чувствует.
– Ты в порядке? – спросил он, прежде чем она успела задать тот же вопрос.
Анна едва не сказала «да», но это было бы ложью.
– Не вполне, – признала она.
– Могу себе представить, – ответил он. – Хотя, наверное, нет. Не могу.
Анна ждала продолжения, но он молчал. Она не была уверена, чего он хочет от нее, и не понимала, хочет ли это знать.
– Ты собираешься спросить меня о чем-то?
– Ты когда-нибудь любила меня? – Он ненавидел себя за патетику, но отчаянно хотел это выяснить. Пусть даже теперь ему уже не было так больно, он все еще принимал «Перкосет». И хотя врач сказал, что пора отвыкать от препарата, у Александра ничего не получилось. Он каждый день чувствовал боль, но болела не травмированная нога, а его гордость. Анна бросила его ради кого-то другого, и он не мог перестать страдать, чувствуя себя раненым животным. Гринвичским Стариком. Снова и снова он прокручивал в голове их отношения, жалея, что не вел себя иначе.
– Тебе будет лучше без меня, – ответила она. Ей так много
