он гордится бабушкой, и это даже мило. – То, что она выкладывает, всегда получает огромный отклик. Не знаю, как ей это удается. Когда я в прошлый раз проверял, у нее было десять тысяч подписчиков. – Он снова достает телефон, нажимает на иконку приложения и передает мне. – Она обычно делает фотографии с Бумером, это ее пес. И людям очень нравится. Она местная звезда.
Я загораживаю экран от солнечных лучей и останавливаюсь рядом с Джейми, чтобы полистать снимки. На одном его бабушка сидит в обнимку с Бумером в парке Пьедмонт. На следующем снова они же, но в одинаковых гавайских рубашках. На третьем бабушка потягивает кофе со льдом, а Бумер старательно портит кадр. На четвертом я замираю. Это старая фотография, но я все равно узнаю бабушку Джейми, несмотря на огромные модные очки. На снимке ей, наверное, около двадцати, а рядом с ней мужчина с темными волосами и такой же, как у Джейми, улыбкой. Они сидят на одинаковых садовых стульях со стаканами холодного чая и смотрят друг другу в глаза.
– Это дедушка, – говорит Джейми. – Он умер, когда мне было девять. Бабушка выкладывает такие фотографии с хештегом #четверг_для_воспоминаний.
– Так мило!
– Они такими и были: даже спустя сорок лет брака все время держались за руки и были влюблены друг в друга.
Мои родители тоже такими были. Держались за руки. Смотрели друг на друга из разных концов комнаты, полной людей, и обменивались улыбками, значение которых даже я не могла разгадать. Помню, как закатывала глаза, если утром перед школой входила на кухню и заставала их стоящими рядом с чашками кофе в руках: головы соприкасаются, из окна льется солнечный свет. Так продолжалось восемнадцать лет. И бо́льшую часть этого времени они были счастливы. По крайней мере, мне так казалось. Хотела бы я знать, почему некоторые люди до старости держатся за руки, а некоторые – нет.
Не знаю уж почему, но нам неожиданно открывают в нескольких домах подряд. Пятеро обещают прийти на выборы, одна дама пожимает плечами и отвечает: «Возможно», но и это лучше, чем стоять у закрытой двери, пока обитатели дома подглядывают за нами из окна на верхнем этаже. Я бы сказала, они ведут себя немного странно, но ведь это мы стучимся к ним, а не наоборот.
Когда нам снова открывают, я даже не сразу понимаю, что узнаю человека, который стоит на пороге. Не знаю, почему меня так удивила эта встреча. Мы ведь всего в шести километрах от моего дома, было бы странно не встретить тех, с кем я знакома. Но я все равно растерялась.
– Кевин? – удивляюсь я и слышу в унисон голос Джейми. Они-то откуда знакомы?
– Майя? – Кевин улыбается мне и переводит взгляд на моего спутника. – И Растяпа фон Криворук, верно? Вы что тут делаете?
Фон кто?
– Мы агитируем население перед выборами, – отвечает Джейми, покраснев. – Собираем голоса за Джордана Россума.
– Точно, – поддакиваю я. – Ваши родители дома, юноша? Мы хотели бы с ними поговорить.
– Мама уехала за покупками, но мне уже восемнадцать, между прочим. Попытаетесь убедить и меня голосовать за него?
– Это дело безнадежное, – говорю я.
– Что? Почему? – переспрашивает Джейми.
– Майя права. Только зря время потратите. – Кевин берет у меня листовку и подносит к глазам. – «За Россума горой – он крутой»? Серьезно?
– Но ты же не решаешь, кому отдавать свой голос, только на основании дурацкого слогана? – не сдается Джейми.
– Джейми… – Я бросаю на него косой взгляд. Значит, не так уж хорошо они и знакомы, раз он пытается уговорить Кевина голосовать за Россума. – Этот парень до мозга костей республиканец. Поверь, мы с ним вместе на историю США ходили.
– Сейчас я скорее либертарианец, – поправляет Кевин. – Но эта предвыборная кампания пока не производит впечатления. Я не думаю, что вообще буду голосовать за кого-то. Если победит Ньютон, его партия получит квалифицированное большинство голосов, сможет избегать любого вето и проводить любые законы, которые пожелает. Естественно, тролли сейчас активно работают против Россума.
– Тролли? – Настал мой черед удивляться. – Я ничего такого не видела.
– И про Фифи не слышала? В новостях на прошлой неделе только об этом и говорили.
– Фифи? – Мы с Джейми снова говорим хором.
– Знаешь этот мем про Фифи, кудрявую болонку? В котором она сидит с чашкой чая и пьет за превосходство белых?
– Я видел. Он по всему интернету сейчас мелькает.
– Уже не только по интернету. Некоторые местные тролли делают наклейки с Фифи, крадут магниты с Россумом, которые люди крепят на машины, и вместо них клеят ее на бамперы.
– У мамы такие магниты на обеих машинах, – вспоминает Джейми.
– А я, кажется, недавно видела у кого-то такую собаку… – Я растерянно умолкаю.
– Она повсюду. И главное, ее просто так не снять. Можно разве что содрать чем-то острым, но тогда ты и машину поцарапаешь.
– Ничего себе, – выдыхаю я. – Это ж…
– Гадко, – кивает Кевин. – Я тоже так думаю. Мне не нравится ваш Россум. У него мало опыта, и дебаты он ведет неважно. Но клеить наклейки на чужие машины без согласия владельца – это вершина троллинга. И я слышал, на некоторых наклейках есть антисемитские лозунги. – Он прячет листовку под мышку. – Я отдам ее маме, когда она вернется. Запишите, что она придет. И точно будет голосовать.
Мы благодарим его, а потом возвращаемся на тротуар.
– Откуда ты знаешь Кевина Маллена? – спрашиваю я, пока мы идем к следующему дому.
– Он работает в «Таргете», том, который возле другого сетевого магазина, «Пабликса». Там еще раньше «Стейплз» находился. Я… мы там столкнулись недавно.
– Мне нравится этот «Таргет».
– По-моему, это лучшее место на планете.
Я смеюсь, но у Джейми лицо серьезное, кажется, он говорит совершенно искренне.
– Да ты шутишь! А как же «Дисней», Большой Каньон, Исландия?..
– Майя, у них в пекарне можно бесплатно взять печенье! На табличке написано, что это до двенадцати лет, но я всегда беру штучку, и никто даже глазом не моргнул. Это же здорово. Я бы там жил, если бы можно было.
– Возможно, тебе и разрешат, раз сотрудники магазина тебя уже узнают.
– Я произвел на Кевина неизгладимое впечатление, – смущенно признается Джейми.
– Чем именно?
– Маленькой оплошностью.
– Он поэтому назвал тебя фон Криворуком?
– Все из-за того стенда с танжело. – Джейми морщится. – Я взял один, а остальные тут же посыпались на пол.
– Погоди-ка! – Я замедляю шаг. – Так это ты был? Я там тоже была!
– Ага, – краснеет он. – Я вроде бы тебя видел…
– Ты устроил переполох.
– В свое оправдание хочу сказать, что пирамида из совершенно круглых фруктов – это как бомба замедленного действия. Но Кевин был ко мне очень добр. – Джейми робко поднимает на меня взгляд. – Как и ты, когда я стал человеком, который опрокинул стол с едой в помещении, где все целый день не ели.
– Поверь, если бы ты пробовал те пышки на вкус, то точно знал бы, что сделал остальным одолжение. – Я бросаю быстрый взгляд на часы. Уже почти шесть. Ничего себе!
– Хорошие новости: остался только один дом, вон тот, напротив. – Он указывает на здание, отделанное серой штукатуркой.
– Жильцы точно дома, – говорю я, указывая на открытую дверь гаража и стоящие внутри машины.
– Теперь посмотрим, откроют ли они дверь, – отвечает Джейми. – Ставлю на то, что нет.
– Ставлю на то, что откроют!
– Проигравший угощает победителя пончиками на обратном пути, – предлагает Джейми, прыгая по ступенькам.
«У меня пост, Джейми!» – едва не кричу я, но он уже звонит в дверь. Ну как можно быть таким: сначала крекеры в машине, теперь это. Впрочем, я могу взять пончик с собой и съесть вечером, если выиграю. Желудок согласно урчит. Пончик сейчас пришелся бы очень кстати.
Но когда дверь открывается, все мысли о пончиках и посте улетучиваются из моей головы. На пороге стоит мужчина. Он немного старше моего папы, лысоват и одет в голубую футболку с изображенной на груди рыбой-мечом.
И смотрит на нас.
Я бы даже сказала, таращится.
Прямо на меня.
И вся непринужденность, которую я чувствовала, исчезает.
Джейми, похоже, тоже что-то почувствовал. Он молчит.
– Итак? – Мужчина обводит взглядом нас обоих. – Что вам нужно?
– Ох, простите. – Джейми прочищает горло. – Вы… –
