мне жизнь, когда я только пришла в школу и чувствовала себя неуверенно. Ты хочешь, чтобы мне никто не помогал и никто на меня не смотрел?
– Это невозможно, ты слишком красивая.
– В любом случае я никогда не буду тебе лгать. Если бы он мне понравился, я бы тебе призналась. Кстати, о признаниях: я все-таки послала Джону деньги.
– Ему нужны деньги? Я же сказал Бетти, чтобы она не стеснялась и звонила мне.
– Деньги нужны не ей, а ему.
– Для чего?
– Не знаю. Чтобы сделать свою жизнь чуточку приятнее.
Видя сомнение на лице Скотта, Кейт почувствовала, что должна оправдать брата.
– Ты только представь себе, в каком страхе он живет! Сколько ему еще осталось, и в каком состоянии он будет доживать все это время? Дать ему забыть об этом хоть на короткое время – мой долг.
– Ты права, и тебе не нужно спрашивать моего разрешения. Но почему ты говоришь мне об этом постфактум? Мы могли бы обсудить, и я…
– Я же знаю, что он раздражает тебя, Скотт. Думаю, ты о нем невысокого мнения и не особенно ему сочувствуешь.
– Сочувствую, потому что это связано с тобой. И ты можешь оказать ему любую помощь, я согласен. Но, с другой стороны, – хоть это и не милосердно, у меня никак не получается жалеть его. Все его вечные проблемы – совсем не случайны, он всегда делал неправильный выбор. Обманывать Бетти от безделья, да еще не предохраняясь – это безответственно. И если бы не ты, он бы скрыл правду, потому что он не только труслив, но и эгоистичен. Так как мне жалеть его после этого?
Кейт покачала головой; ее глаза щипало от слез. В словах Скотта была правда, и она чувствовала себя виноватой.
– Кейт, – мягко сказал он. – Прости, я не хотел причинять тебе боль.
– Мои братья всегда были для тебя головной болью!
– Да, раньше. Когда отец навязал их мне, чтобы заполучить твою мать. Тогда мне это казалось тем более отвратительным, что они все трое были невыносимы. До нашей свадьбы я не считал их членами семьи. Но все изменилось, когда я на тебе женился. Все, что связано с тобой, мне важно, и твои заботы – теперь и мои. Основная проблема – с Джоном, у Джорджа некоторые трудности, зато у Филипа, к счастью, все хорошо!
Кейт уловила в голосе Скотта легкое раздражение, однако он смотрел на нее с такой нежностью, что она предпочла не зацикливаться на этом.
– А что такое с Джорджем?
– Ничего страшного. Ему не хватает уверенности в себе. Он это понимает, страдает и только умножает свои ошибки. Мне нужно будет лучше присматривать за ним.
– Почему ты мне этого не говорил раньше?
– Я думал, все быстро образуется. В принципе, у него есть необходимая квалификация, но… Когда я вижу, что он приезжает сюда обедать все чаще и чаще, с одной стороны – чтобы выклянчить советы, а с другой – поплакаться Амели, меня это выводит из себя!
– Но ведь это хорошо, что он советуется с тобой, разве нет?
– Я регулярно бываю на фабрике, мы можем разговаривать на рабочем месте. И рядом с ним всегда Дональд, ему нужно просто обратиться к нему. Я считаю, что он ведет себя очень инфантильно.
– Ты не очень доброжелателен, Скотт.
– Я ему все преподнес на блюдечке!
– Может, для него это слишком сложно.
Лицо Скотта омрачилось, и он отвернулся. Судя по всему, Кейт выбрала неподходящий момент, чтобы говорить о братьях. Муж лежал рядом с ней и был явно рассержен. Она сразу же почувствовала себя виноватой.
– Скотт, не отворачивайся, – сказала она, тронув его за плечо. – Я знаю, все хотят от тебя слишком многого…
– Но не ты. Дорогая, ты можешь попросить у меня луну с неба, и я постараюсь ее достать.
Он снова склонился, впившись в нее взглядом темно-синих глаз.
– Я безумно люблю тебя, – прошептал он.
Откинув одеяло, он поцеловал ее между грудей. Она почувствовала его дыхание, прикосновение его волос. И ее мгновенно затопило страстное влечение к нему. Он был воплощением ее детской мечты, но теперь мечта была реальностью, и он держал ее в своих объятиях. Она могла коснуться его кожи, вдохнуть его запах, утонуть в его глазах и отдаться. Она выгнулась ему навстречу и забыла обо всем на свете.
Рождество позволило семье отдохнуть от ссор. Амели держалась приветливо со всеми, и дошло даже до того, что она пригласила Филипа и Малькольма остаться в поместье на праздники. В преддверии рождественского ужина «по-французски» – 24 декабря – она взялась готовить вместе с Кейт (которая почти все уже сделала сама) лосося, фаршированного морскими гребешками и торт «Сент-Оноре» [6]. В качестве закуски единодушно было выбрано фуа-гра, которое заказали во Франции – оно было доставлено еще за два дня до праздника. Спать легли поздно, после долгих поцелуев и объятий. Поднявшись в свою комнату последним, Дэвид вылил молоко из стакана, предназначенное Деду Морозу, и убрал блюдо с морковью, приготовленное для оленей. Это дети по шотландскому обычаю оставили свои дары под елкой.
Увидев утром 25-го носки, набитые подарками, близнецы радостно завопили и большую часть дня провели в своей комнате с новыми игрушками. На дворе был трескучий мороз, и Дэвид обходил один за другим камины в нижних комнатах, подкладывая в них дрова. Ангус ушел из кабинета и грелся в кухне, где Мойра в это время колдовала над индейкой с каштанами и черным пудингом [7].
– А рождественский торт? – забеспокоился Ангус. – Что-то я его не вижу.
– Потому что он уже давно готов! – ответила она обиженно.
– С толстой глазурью?
– Не меньше сантиметра в толщину, как ты любишь.
– А каким виски ты его пропитала?
– Конечно твоим! Хотя, если бы я выбрала другой, ты бы ничего не заметил, так что не смеши меня.
– А про соус ты не забыла?
– Коньячное масло, да. Я подам его отдельно.
Обернувшись, она ласково ему улыбнулась:
– Нечасто я вижу тебя на своей кухне. Обычно ты сюда не вторгаешься.
– Мне всюду холодно.
Он встал, подошел к окну и, посмотрев на термометр, свистнул сквозь зубы.
– Минус девять, а ночью будет еще холоднее.
– Дэвид уже несколько часов поддерживает адский огонь в столовой, нам будет жарко.
– Можно я выкурю здесь сигару?
– Даже не думай! Это моя кухня, и в ней должно хорошо пахнуть.
Покорно вздохнув, Ангус уселся в одно из потертых кожаных кресел, стоящих по бокам печки.
– А что делает Амели? – поинтересовалась Мойра. – Вчера
