тайну. Алексей тоже приложил палец к губам в знак того, что все понял. Именно тогда он осознал, что обнаженная девушка перед ним – не молодая горничная, работавшая в доме, – а одна из подружек отца. Кровосмесительная неверность до глубины души потрясла юношу. Алексей, конечно же, был загипнотизирован всем, что он видел, и следующий час провел, наблюдая за братом и женщиной старше его, занимавшимися всеми мыслимыми видами секса.
Именно этот опыт заставил Алексея потерять интерес к видеоиграм, поскольку он понял, что девушки – намного привлекательнее. Он тоже хотел почувствовать то, что увидел в тот день на лице брата: тотальный экстаз и восторг.
Он потерял девственность в тринадцать, но не в Таиланде. Все произошло в Нью-Йорке, когда он вернулся домой и обнаружил, что мать уехала на ранчо «Каньон», а брат устраивает вечеринку. Всякий раз после развода Женевьева проводила два месяца в спа-салоне. Кирилл говорил, что она – словно змея, ей нужно сбросить старую кожу, чтобы привлечь нового мужа. Кирилл с матерью часто ссорились, пытаясь доказать друг другу, кто круче. Алексей никогда не был так агрессивен, в основном потому, что мать всегда нянчилась с ним, и он предпочитал, чтоб она кричала на него, а он молчал в ответ.
Брат не позволил ему общаться со своими друзьями, и Алексей отправился спать. Войдя в спальню, он обнаружил на постели груду пальто. В ярости он начал швырять вещи на пол, но вскоре понял, что под кучей одежды кто-то спит. Это была красивая рыжая девушка с россыпью веснушек на носу и щеках, которая, вероятно, была слишком пьяна, чтобы найти шубу, и сдалась. Алексей схватил одеяло и подушку и устроился на полу. Незадолго до рассвета он проснулся, а девица уже лежала на нем, целовала в шею и повторяла, что он самый красивый из всех, кого она видела. Затем она стянула стринги и игриво уронила их на ковер.
После той ночи его судьба была решена. Он понял, что никогда не будет знать покоя. Ему нравились те ощущения, которые вызывали в нем красивые девушки, и нравилось вызывать в них ответные чувства. Он обожал флирт, танцы, поцелуи, объятия, был счастлив даже поспать после секса, что, как он знал, ненавидело множество парней. Женщины оказались гораздо лучше мужской компании. От них приятно пахло, они лучше одевались и были такими мягкими на ощупь.
Вот почему он был так отчаянно несчастен, когда его отправили в школу-интернат для мальчиков старших классов в Мэриленде (и отец, и старший брат, они оба закончили эту уважаемую школу). Он скучал по обществу женщин. По модным богатым девушкам, которые сплетничали и ходили за покупками. Девушкам, которые любили чай и шоу на Бродвее. Девушкам с крохотными собачками, наряженными в сияющие хрусталем ошейники. Девушкам, что тратили часы и сотни долларов в салонах, обсуждая свои волосы и цвет ногтей.
Первый год, проведенный в подготовительном классе школы Джорджтауна, был трудным, и он едва дотянул до рождественских каникул. Когда он вернулся домой и увидел мать, то рыдал в ее объятиях и умолял не отправлять его обратно в это ужасное, мерзкое место, и она согласилась. Женевьева позволила сыну отправиться за границу и вдоволь покататься там на лыжах. Именно благодаря этому (а также своему запоздалому дню рождения) он стал учеником второго года обучения в Академической школе. Он знал, что некоторые называют его маменькиным сынком, но ему было все равно. Вернуться на Манхэттен и жить с круглосуточной компаньонкой – оно того стоило.
Вот почему Вронскому становилось так не по себе, когда дело касалось Анны.
Да, она оказалась великолепна и прекрасно одета, но таких в городе сотни – он каждый день мог сменять по три таких девушки. А в Анне было что-то особенное. Иначе почему он так увлечен ею, хотя видел всего раз?
После того как он отвез собаку бездомного до квартиры заводчицы, он направился к дому Стивена, надеясь, что хоть еще на мгновение сможет увидеться с Анной. Именно Стивен открыл ему дверь и сообщил, что сестра занята, спасая его задницу от ярости разгневанной подруги. Не имея иного выбора, Вронский коротко переговорил со Стивеном и стал ждать. Она появилась как раз в тот момент, когда он уже собирался уходить, и встреча превзошла все ожидания. Откровенно говоря, он бы провел в ожидании десять тысяч часов, лишь бы побыть с ней десять секунд.
Внезапно он вспомнил, что Беатрис, его любимая кузина, была одноклассницей Анны в Гринвиче. Граф остановился как вкопанный, не обращая внимания на то, что поднялся ветер, а ледяной снег хлещет его по лицу, и отправил сообщение Беа, любительнице вечеринок, тусовавшейся в городе и любившей нагрянуть посреди ночи к своему старшему сводному брату. Появились облачка набираемого сообщения, а затем и оно само, приглашающее Алексея зайти в ее любимое местечко в Гринвич-Виллидж. Беа веселилась там с двумя крутыми моделями как раз в его вкусе. Голова кружилась от предвкушения, и он, не теряя времени, поймал такси. Кузина наверняка сможет дать ему то, что он хочет: конфиденциальную информацию о привлекательном существе, известном как Анна К.
XV
Войдя в заведение «Беатриче», Вронский увидел кузину, сидящую на барной стойке. Отрешенно запрокинув голову, она болтала ногами в ботинках «Джимми Чу». Чрезвычайно высокий бармен-хипстер за ее спиной наливал ей в рот самую дорогую текилу прямо из бутылки. Двоюродная сестра всегда была одной из самых популярных девушек в Гринвиче, а к выпускному году стала королевой школы и быстро нацелилась на Манхэттен.
Вронский знал, что ключом к ее успеху было не то, что она происходила из старейших семей Гринвича, не ее удивительно естественная внешность, не куча денег семьи: половина детей в Гринвиче могла похвастаться тем же. Беатрис умело использовала любую информацию. Ни один подросток не умеет хранить тайны, а Би была счастлива быть исповедницей. Она никогда никого не осуждала, да и как бы она могла?
Потому Беа видела все, слышала еще больше и, вероятно, сама совершала не меньше. Ее подпись в выпускном ежегоднике, пожалуй, будет выглядеть так: «Если вы не можете сказать ни о ком ничего хорошего… то найдите меня за обедом».
Как и было обещано, она зависала с двумя юными моделями, Далер и Роуни. Они оказались недостаточно взрослыми, чтобы водить машину, но обе были по шесть футов ростом и весили вдвоем двести два фунта [21]. Девушки участвовали в показах по всему миру и прибыли в город на Неделю моды. Если
