двенадцать, у меня, кажется, мозг вообще не работал. Но посмотрите на Софи, которая до завтрака успевает дважды составить план покорения мира.
– Вот что я думаю про отдельную комнату для подростков, – говорит она, устраиваясь в пассажирском кресле поглубже. – Ее наличие сразу многое упростит. Во-первых, в банкетном зале появится больше места…
– Тебя так на этой идее и заело?
– Меня не заело, – возмущается она. Мне не нужно даже отвлекаться от дороги: я и так знаю, что Софи сейчас закатила глаза. – Я просто размышляю вслух. Во-вторых, можно настроить комфортное освещение для гостей. Понимаешь? Тем, кто постарше, – мягкий свет. Тем, кто помоложе, – темноту. Может быть, включим разноцветный диско-шар со светодиодами. И не вздумай шутить про диоды и идиотов.
– Я даже не…
– Ты об этом подумал. Предсказуемость твоего юмора обсудим как-нибудь потом. Возвращаясь к освещению…
Периодически я перестаю ее слушать. Не потому, что мне скучно. Просто сейчас в машине говорят она, навигатор в телефоне и Национальное радио. Неудивительно, что я в итоге пропустил несколько минут ее монолога.
– …в «Бутылочку» или «Семь минут в раю», понимаешь?
– Погоди, что? – Мы стоим на «красном» на 17-й улице, и я могу наконец посмотреть на сестру.
– Это игры такие, Джейми.
– Я знаю, что это игры. Я не знал, что ты в них играешь.
– Я такого не говорила. – Софи вздыхает. – Просто отдельная комната для подростков дала бы нам такую возможность. Тебе, конечно, это и в голову не приходило: ты в седьмом классе каждые выходные проводил, наверное, играя с родителями своих друзей. Так они и подчиняют тебя своей воле.
Я сворачиваю налево.
– Не думаю, что дела обстоят настолько плохо, Софи. Люди просто пытаются устроить своим детям праздник.
– Да я ничего и не говорила. Что бы там ни думала мама, в восьмом классе все будет совершенно по-новому. Тесса сказала, ей в этом году разрешили на день рождения устроить вечеринку без взрослых, понимаешь? Мы будем играть в «Бутылочку» и в «Семь минут в раю», может, даже в «Полижи и приложи»…
– Во что?!
– Это игра с карточками. Ну ты и ребенок, Джейми. И к тому же…
Но тут мое внимание привлекает то, о чем рассказывают на радио. Точнее, одно имя.
«Имам Шахид Джексон из общинной мечети Брукхейвена присоединится к нам сегодня, чтобы обсудить…»
Я делаю звук погромче.
– Это что? – спрашивает Софи.
– Национальное радио.
– Естественно…
– Хочу послушать. По-моему, это он был на том ифтаре, куда приходил Россум.
Остаток пути проходит в молчании. Мы просто слушаем.
– Сегодня утром Йен Холден, представитель Конгресса от республиканцев, рассказал о новом акте, который призывает частично запретить головные уборы и предметы одежды, закрывающие лицо, для людей, выходящих в социум. Например, это правило коснется водителей автомобилей, – говорит Тэмми Эдриэн, ведущая программы. – Имам Джексон, спасибо, что присоединились к нам в «Честном разговоре». Как по-вашему, что может означать подобное ограничение для мусульманского сообщества Джорджии?
– Спасибо, что пригласила меня, Тэмми. Думаю, мы пока еще только пытаемся осознать последствия принятия подобного акта. Но главное я могу сказать уже сейчас: это излишняя мера. Она продиктована страхом. Можно считать, что республиканские законотворцы в очередной раз пытаются ограничить свободы мусульманского населения, которое хочет принимать участие в повседневной жизни штата и страны.
– Защитники инициативы – среди них сенатор от штата и кандидат внеочередных выборов Эйса Ньютон – настаивают, что это мера безопасности, которая касается абсолютно всех. Напомню, сенатор Ньютон уже пытался несколько лет назад провести в Конгрессе сходный акт, но потерпел неудачу. Как бы вы ему ответили?
– Можно сколько угодно притворяться, что эти действия не направлены против мусульман, но мы все имели возможность ознакомиться с текстом акта, опубликованным сегодня утром. В нем используется только местоимение «она». Значит, закон специально создан для того, чтобы воздействовать на женщин, выбравших носить головные уборы, закрывающие голову и лицо.
– Пресс-секретарь Холдена выпустил заявление, в котором использование одного и того же местоимения объяснялось опечаткой.
– Скорее уж они просто забыли исправить это до публикации закона.
– Нельзя не признать, что намерения авторов акта действительно вызывают вопросы, – продолжает Тэмми. – Дело в том, что их инициатива опирается на уже существующий закон, предложенный на рассмотрение Конгресса в 1950-х с целью защитить жителей Джорджии от ку-клукс-клана. Однако Холден предложил ряд поправок, которые расширяют действие акта. Теперь акценты смещены так, чтобы затронуть непосредственно мусульманских женщин. В девяностых Ньютону не удалось провести этот акт, но сейчас, учитывая сложившуюся политическую ситуацию, инициатива может получить поддержку.
– Ужас какой, – негромко говорит Софи.
– Ага, – вздыхаю я. – Ничего себе.
– …Увеличится количество преступлений на почве ненависти, – говорит имам Джексон. – Но что гораздо важнее, он в корне меняет представление о происходящем. Реальность такова, что в Джорджии мусульманки часто становятся жертвами преступлений на почве ненависти. Жертвами, не преступницами. Однако принятие подобного закона…
– Джейми, мы сейчас мимо храма проедем.
– Упс. – Я резко сворачиваю направо.
– …Губернатор Дойл – человек прагматичный. Он республиканец, но уже заявил о своем намерении наложить вето на эту инициативу. Соответственно, сейчас все зависит от того, сможет ли Республиканская партия снять его вето большинством голосов в Палате представителей и сенате. Поскольку они уже побеждают в тридцать четвертом округе, достаточно будет выиграть выборы в сороковом, чтобы получить заветное большинство, – объясняет Тэмми. – Раньше представителем округа был республиканец Джон Грэм, избранный в этом феврале на внеочередных выборах в Палату представителей. Джордан Россум, кандидат от Демократической партии, уже выпустил заявление, в котором новый акт рассматривается как оскорбление достоинства и ущемление религиозных свобод мусульманской общины Джорджии.
– Он абсолютно прав, – добавляет имам Джексон. – И это поднимает вопросы, которые нам придется теперь обсудить. Что мы имеем в виду, когда говорим об обеспечении религиозных свобод? Образ какого гражданина возникает в этот момент перед нашими глазами?
– Ставки на внеочередных выборах еще никогда не были так высоки, – заключает Тэмми.
Я паркуюсь возле храма и несколько секунд смотрю прямо перед собой.
– Мама Майи носит хиджаб.
Софи продолжает сидеть в пассажирском кресле, обнимая сумку с учебниками по ивриту.
– Все будет хорошо, – говорит она. – Никто не станет голосовать за Ньютона. Он же расист.
– Точно, – невесело усмехаюсь я.
Перед тем как выбраться из машины, Софи обнимает меня, но я почти не обращаю на это внимания, хотя такое случается очень редко. Я быстро снимаю телефон с зарядки. И, не выезжая с парковки, чтобы не успеть себя отговорить, пишу сообщение Майе.
Только что узнал про акт. Ты как?
Она сразу же отвечает.
Ох. Не очень.
И, спустя секунду: А ты занят? Может, приедешь?
Я сразу же ввожу ее адрес в навигатор и едва не забываю ответить.
Мама снимает трубку после первого гудка.
– Я иду на совещание. Все в порядке?
– Нет, – отвечаю я. – Все совершенно не в порядке.
– Что случилось? Я скажу Крису, что должна уйти. Буду дома через двадцать минут.
– Нет! Я про акт! Ты слышала про закон, который пытаются провести в Конгрессе?
– Ах это… – Она вздыхает. – Да, я об этом слышала.
– И? Ты не расстроена?
– Конечно расстроена. Я в ярости.
– Что нам теперь делать?
– Но ты уже делаешь. Ты же ходишь с агитацией.
– Это? Нельзя же ждать до выборов! Нужно что-то сделать прямо сейчас.
– Совет собирается сегодня вечером. Мы обсудим дальнейшие шаги.
– Я тебе скажу, какой должен быть первый шаг. Нужно послать сенатора Ньютона на…
– Майя, следи за языком!
– …на Луну! – морщусь я. – Он м-м… мерзкий расист!
– Обещаю, я буду держать тебя в курсе, – говорит мама. – Но, поверь, мы еще заставим его жалеть об этом. Такое ему с рук не сойдет.
Я улыбаюсь, услышав в ее голосе задор. Ей-то никто не посмеет диктовать, как одеваться.
– Как у тебя дела? – спрашивает мама. – Обживаетесь
