одному из гостей, что не входило в ее обязанности, но одна из ее официанток заболела, и ей пришлось ее заменить. Гостем оказался Уильям, Уильям Лейстер, на тринадцать лет моложе, с целым миром в руках, богатый, красивый и привлекательный. Вспомнив Ника, я поняла, что мама увидела в нем. Моей матери в то время едва исполнилось двадцать четыре, она никогда в жизни не была с другим человеком, кроме моего отца, от которого забеременела в совсем юном возрасте. Она не смогла насладиться юностью. Нужно было повзрослеть в ту минуту, когда она узнала, что у нее будет ребенок. Когда Уильям начал за ней ухаживать, ее мир перевернулся. С ней никогда так не обращались, никогда не говорили ей таких приятных слов, никогда не дарили цветов… Мой отец был придурком, всегда им был, даже до того, как совсем слетел с катушек.
С тех пор у них завязался роман, однако Уильям не знал ни о моем существовании, ни о существовании моего отца. Так продолжалось шесть лет. Их отношения были внебрачными, но Уильям считал, что только с его стороны. Они виделись очень редко, только когда он ездил в Канаду, и их встречи были практически… ну вы можете себе представить.
Он обнаружил, что от него скрывали, только ночью того самого дня, когда ей позвонили и сообщили, что я в больнице. Следы от побоев она скрывала макияжем, отец никогда не бил по лицу, по крайней мере, пытался. Все для того, чтобы никто не узнал, что происходит в нашем доме. К тому же мама всегда просила Уильяма гасить свет.
Для Уильяма стало огромным потрясением, что женщина, которая сводила его с ума, которая перевернула его мир вверх дном, женщина, ради которой он бросил все, была замужем, имела дочь, и, вдобавок ко всему, ее ублюдок муж наложил на себя руки…
С тех пор все усложнилось. У мамы отняли опеку, чувство вины сломало ее. Она и так всю жизнь подвергалась нападкам со стороны моего отца, а тут еще у нее отняли меня… Она решила покончить со всем, с Уильямом и миром. Начала пить до такой степени, что ей пришлось пройти программу детоксикации, которую оплатил Уильям. После месяцев лечения, месяцев, в течение которых мне пришлось находиться в приемной семье, ей снова разрешили забрать меня.
Мама не хотела продолжать видеть Уилла, дав себе слово, что никогда больше не совершит ту же ошибку. С этого момента она поклялась жить мной и для меня.
– Я так и не простила себя за то, что случилось той ночью, Ноа, – призналась она сдавленным голосом. – Твой отец никогда не поднимал на тебя руку, и я… я была так глупа, ослеплена любовью к Уиллу, который в то время была единственным, кроме тебя, что поддерживало во мне жизнь. Мы так мало виделись, но, когда встречались, я была так счастлива, чувствовала себя такой особенной… такой живой. Уильям остановился у нас только на ночь, и мне нужно было его увидеть… Нужно было так же сильно, как нужен воздух, чтобы дышать.
Я положила трубку и продолжила думать, что то, что сказала мне мама, похоже на мои чувства к Нику. Я понимала ее, понимала, по крайней мере, ее желание убежать, и я поняла, что не должна осуждать ее: она всегда была рядом, жертвовала собой, чтобы я могла учиться, чтобы у меня была лучшая жизнь.
В конце концов, я простила ее, должна была, ведь она моя мама. Конечно, наши отношения не улучшились, но, по крайней мере, я пришла к ней, мы вместе поели, я плакала… Много плакала… Она обняла меня и сказала, что сожалеет о нашем с Ником расставании. Я сказала себе, что моя связь с Николасом была реальной. Жизнь могла разлучить нас из-за проблем и недоверия, но она была реальной.
Оставив чемоданы на кровати, я попыталась прикоснуться к кулону, который все это время служил мне опорой, и, вспомнив, что его больше нет, с сожалением опустила руку.
Нужно было как-то продолжать жить. В конце концов, он ведь как-то смог.
* * *
Следующие несколько месяцев прошли лучше, чем я думала. Университет, занятия и работа отвлекли мое внимание. Я больше не слышала о Николасе, по крайней мере, от знакомых, потому что новости о том, что Николас Лейстер встречается с дочерью сенатора Эйкена, вскоре попали на страницы газет.
Было невыносимо видеть их вместе, как они держатся за руки… Как я могу спокойно на это реагировать? Все же это помогло мне превратить печаль в негодование, а затем – в холодную отстраненность. Я сказала себе, что это к лучшему, что мне все равно… очевидно, это ложь, которая тем не менее помогла мне пережить все эти дни и недели. Так было проще.
Я и оглянуться не успела, как День благодарения был не за горами, и после долгих раздумий и нежелания оставлять маму одну, как год назад, я все же сказала ей, что приеду. На следующий день нужно было ехать к Уильяму. Дорога заняла чуть больше часа, часа, который я провела, слушая музыку и подсчитывая, сколько мне придется заплатить в конце месяца и как купить новый учебник для занятий по юриспруденции. К счастью, за квартиру уже заплатили. Я не позволяла Уильяму продолжать оплачивать мне ежемесячную арендную плату, поэтому собиралась искать другую квартиру, но хозяйка сообщила, что за год уже оплатили: Брайар или, скорее, ее родители заплатили за два года вперед и не попросили ничего вернуть, когда она уехала, так что я смогла остаться на ее месте, а вскоре у меня появилась новая соседка. Хоть тему квартиры и закрыли, по крайней мере, пока, я еле сводила концы с концами. Я устроилась работать в столовую на территории кампуса, но два дня назад мой начальник сказал, что не собирается продлевать контракт.
Так что нужно было действовать быстро.
Так как выходные я собиралась провести у мамы и Уилла, я достала из шкафа маленький чемодан и выбрала наугад одежду. Не хотелось слишком наряжаться, потому что для этого пришлось бы перерыть другой шкаф. Разумеется, я взяла учебник по юриспруденции, ведь экзамен будет сразу после каникул, и мне, к большому огорчению, нужно было еще учиться. Я ненавидела этот предмет, не знаю, то ли потому, что он напоминал мне о Николасе, то ли просто потому, что заучивание законов давалось мне нелегко, и, боже, как же оно портило настроение! Пришлось просто принять это как должное. В основном, мы учили авторское право, права на изображения и тому подобное, и я с нетерпением ждала того дня, когда смогу забыть обо всей этой ерунде, которую и так легко найти в Гугле.
Поскольку я не пользовалась чемоданом с тех пор, как вернулась из Хэмптона, со свадьбы Дженны, то с интересом обнаружила, что в нем все те вещи, которые я, как думала, потеряла: зубная щетка, пара черных кружевных брюк, трусики, водостойкая тушь для ресниц и, к моему удивлению, визитная карточка Линкольна Баксуэлла. В ней было написано, что он является юристом, публицистом и общественным деятелем.
Я помнила его, он был одним из друзей Дженны на ее свадьбе. Он очень милый. Если я правильно помню, он дал мне визитку на тот случай, если я когда-нибудь заинтересуюсь работой в этой области. Господи, я не могла в это поверить! Я совершенно забыла о его предложении, тем более что тогда подошел Николас и отпустил неуместный комментарий, вынудив меня отойти.
Я понятия не имела, какую работу он мог бы предложить девятнадцатилетней студентке вроде меня, но терять нечего, нужно попробовать. Я посмотрела на наручные часы и поняла, что уже слишком поздно звонить, поэтому решила, что сделаю это утром по дороге к дому Уилла, и, если вселенная не ненавидит меня так сильно, как может показаться, возможно, я найду работу раньше, чем ожидала.
На следующее утро было довольно холодно, а обогреватель в машине явно не справлялся. Мама очень настаивала на том, чтобы я снова ездила на «Ауди», но мне не нравилась эта идея. Она повторяла, что это подарок, что он мой и что если я им не пользуюсь, то только потому, что слишком горда. Может быть, она была права, моя тачка была на последнем издыхании, но новую машину я не могла себе позволить, поэтому воспользуюсь этой поездкой, чтобы все же принять подарок и пересесть, наконец, на «Ауди». В конце концов, она ведь моя.
Как только я оказалась на автостраде, решила, что настало время. Я решилась позвонить Линкольну Баксуэллу. Подождала немного. Гудки. Ответа не было. Я уже собиралась повесить трубку, как вдруг мне
